Все-таки тронулись, поползли, телега скрипела и стонала, грозя развалиться на каждой кочке, корова издавала с краткими промежутками трубный траурный рев. Страдальческое коровье «м-му-у!» скребло по нервам, и Скарлетт не выдержала, остановилась, хотела уж отвязать скотину. Действительно, какой им прок от коровы, если в «Таре» никого не окажется? Сама Скарлетт доить не умеет, да если б и умела, корова очень даже может боднуть того, кто прикоснется к ее наболевшему вымени. Так-то оно так, но все же у нее есть корова. Почему бы и не подержать? Вообще говоря, мало чего другого у нее теперь есть на свете.

Когда наконец они достигли подножия невысокого холма, у Скарлетт даже глаза увлажнились: как раз над ним и находится «Тара»! И тут же сердце оборвалось. Такому дряхлому одру ни за что не одолеть подъема. Ей всегда представлялось, что с этого боку у холма очень длинный, плавный и пологий склон. Правда, это было в те дни, когда она галопировала лихо на своей легконогой кобыле. Но разве может быть, чтобы с тех пор здесь выросла такая круча? Нет, с тяжелым грузом их лошади здесь точно не подняться.

Скарлетт спустилась на землю и взяла лошадь под уздцы.

– Вылезай, Присси! – скомандовала она. – Уэйда тоже забери. Неси его на руках или заставь самого идти. А маленького положи рядом с мисс Мелани.

Уэйд кинулся в рев, икая, всхлипывая и что-то лепеча, из чего Скарлетт разобрала только, что «темно, очень темно, Уэйду страшно».

– Мисс Скарлетт, я не могу идти пешком, у меня ноги все в пузырях, а ботинки каши просят. И не такие уж мы с Уэйдом тяжелые, а…

– А ну, вылезай! Сию минуту вылезай, не жди, чтобы я сама тебя вышвырнула! А если до того дойдет, то знай: я тебя прямо здесь и оставлю, одну и в темноте. Живо, ну!

Присси заскулила, боязливо всматриваясь в черноту деревьев, обступивших дорогу с обеих сторон. Такие-то деревья, они могут запросто ветку протянуть и заграбастать тебя, попробуй только выйти из фургона… Однако, делать нечего, она подложила младенца под бочок к Мелани, слезла на землю, потом потянулась за Уэйдом, вынула его тоже. Мальчик рыдал, тесно прижавшись к своей няньке.

– Пусть замолчит. Сделай что-нибудь! Я этого не вынесу. – Скарлетт говорила резко, она держала лошадь за узду и пыталась сдвинуть ее с места. – А ты, Уэйд, хоть и маленький, но мужчина, вот и будь мужчиной и перестань плакать, не то я подойду и тебя нашлепаю.

«И зачем Бог изобрел детей, – думала она со злостью, кривясь от жестокой боли, потому что вдобавок еще подвернула ногу в потемках. – Вот зачем они – бестолковые, бесполезные, плаксивые, вредные надоеды! И вечно требуют заботы, все время, то одно, то другое».