– А зачем, если мы можем вечно охотиться в этих вечных сумерках? – равнодушно сказал Вакхтерон и не заметил, как мистер Буги покосился на него.

У него был свой секрет, о котором никто не знал: секрет, который роднил его с одной из беглянок – и теперь, как и в любую из Жатв, он наблюдал за границей леса, чувствуя, как в широкой груди ворочается неизбывная тревога за неё. Он пока не понимал, отчего так, но вспоминал одну деталь жизни за другой по мере редких встреч с рыжеволосой девушкой Конни: когда-то давно она была ему бесконечно дорога.

Они уже подошли к гигантской костлявой кисти, по которой и начали взбираться. Небо почти полностью закрывала тень от огромных наростов на черепе, черневшем бездонными глазницами, похожими на пещеры. Наросты эти были перьями, венчавшими чело некогда живого великана, и напомнили Вакхтерону о головном уборе вроде тех, какие носили его предки. В подобные моменты, вскользь думая о том или ином предмете или вещи, он видел перед глазами новые детали той жизни, которой жил до того, как оказался здесь. Какие-то из них пугали его, какие-то злили, но всегда он чувствовал необъяснимую, давящую на грудь тяжесть. Словно пытался отчаянно вспомнить что-то очень важное, а что именно – не знал.

Вакхтерон первым ловко забрался по окаменевшему предплечью исполина и подал Мистеру Буги руку. Тот ухватился за неё, но всё же посмотрел вниз и едва заметно вздрогнул. Вакхтерон подавил улыбку. Он знал: такой рослый, такой сильный, внушающий трепет одним своим именем, Мистер Буги страшился высоты и старался это скрывать. Но он и Дым были в курсе, потому что кто, как не самые близкие люди, должны знать слабости и преимущества друг друга, чтобы использовать их в командной работе. Возможно, Беглецы считают, что они – озлобленные и беспощадные звери, но эти трое были о себе другого мнения. Они делали то, что умели лучше всего, чтобы выжить самим, и будто у них был другой выбор, у этих природных хищников, которых Жатва звала голосом крови. Они знали: отказ от охоты приносит несоизмеримую боль, а вместе с ней жрец Иктоми гибнет от рук других охотников, принося свою жизнь в качестве жертвы. Что случается с душой после такой смерти, ни один из них старался не думать.

На сгибе локтя, на высоте порядка пятидесяти футов, ничего не боясь и глядя на горизонт, сидел, спустив ногу вниз, коренастый и взрослый, старше двух других мужчин, Дым. Его кудрявые аспидно-чёрные волосы, посеребрённые на висках и опускавшиеся на мускулистую широкую спину, подобно плащу, шевелил холодный ветер. В длинных узловатых пальцах он держал охотничий лук. Возле бедра лежал колчан со стрелами. Дым уже не смотрел туда, на землю, где жадная до крови почва мира Иктоми поглощала утыканное его же стрелами женское тело, и не смотрел в лицо своей жертвы, преисполненное горького страдания. Буравя небо долгим немигающим взглядом, он курил, и дым от сигареты змейкой вился у его лица.