Я положила руку ей на плечо и прошептала:
— Все в порядке, не переживай.
— Нет, не в порядке, — пробормотала Анна, — ты выглядишь грустной с тех самых пор, как вернулась вчера за стол.
— Пустяки, — солгала я, — я просто немного устала. — Я посмотрела на нее с вымученной улыбкой. — Ты не должна чувствовать себя виноватой, Анна. Ты не сделала ничего такого, чтобы я огорчилась.
— Точно? Тогда ты мне сказала бы, да?
Я надеялась, что она не почувствовала, как мое сердце дрогнуло при этом вопросе.
— Конечно. Ни о чем не волнуйся.
Именно в такие моменты я не могла понять, что больше всего меня ранило. То ли наш с Ригелем разговор, то ли мысль о том, что я никому не могу рассказать о нашем с ним разговоре. У Анны были глаза человека, который способен понять все. Однако ей я могу открыться в последнюю очередь.
— Надень шарф, — улыбнулась я ей, — на улице ветерок.
Анна так и сделала. Когда входная дверь за ней закрылась, в сердце вновь вернулось ощущение пустоты. Я медленно прошла в гостиную, забралась с ногами на диван и обхватила колени руками.
Интересно, чувствовали ли себя Билли и Мики так же, как я сейчас? Как будто что-то важное сорвалось с оси. Вот бы с кем-нибудь об этом поговорить… — Я думала, что беда придет откуда-то извне.
Клаус, лежавший рядом на диване, посмотрел на меня полуоткрытым глазом. Выходит, он был единственным, кому я могла довериться.
— Когда все началось, — прошептала я, — я подумала, что если у нас с Ригелем и возникнет какая-нибудь проблема, то она появится со стороны. И мы справимся с ней вместе.
Я повернулась к Клаусу, чувствуя, как мои глаза наливаются слезами.
— Я ошиблась… Не учла самого важного.
Клаус открыл второй глаз и смотрел на меня без особого интереса. Почувствовав сильную усталость от своих мыслей, я свернулась рядом калачиком и не заметила, как заснула. Однако даже во сне не смогла найти покоя. В какой-то момент мне показалось, что что-то коснулось моего лица. Пальцы… гладили мою щеку. Я узнала бы это прикосновение среди тысячи.
— Я хочу впустить тебя, — услышала я шепот, — но внутри меня шипы и колючки.
Он как будто с трудом подбирал слова, и его грустный голос обжег мне сердце. Я пыталась ухватиться за реальность, чтобы не заснуть, но тщетно. Его слова поплыли куда-то вместе со мной, пока не исчезли.
Когда я проснулась, был уже вечер. Открыв глаза, я почувствовала на себе две тяжести. Первой была фраза, которая, я уверена, мне не приснилась. А второй… второй был спящий Клаус, свернувшийся клубочком у меня на груди и уткнувшийся носом мне в шею.