— Хотя бы один глоток…

Она потянулась к тумбочке рядом с моей койкой, чтобы взять стакан с водой. Проследив за ее рукой, я заметила второй стакан, в котором стоял одуванчик. Я собирала такие в детстве, во дворе приюта, дула на них и мечтала о том, как однажды попаду в добрую сказку.

Она об этом знала… Одуванчик принесла она.

Аделина приподняла спинку кровати, чтобы мне было удобнее пить, и поднесла стакан к губам. Я сделала пару глотков. Было заметно, что ей тяжело видеть меня такой беспомощной. Она поправила одеяло, и ее взгляд упал на мою руку, где виднелся красный след, оставленный катетером. Ее глаза наполнились слезами.

— Они хотели привязать твои руки, — прошептала она, — чтобы ты больше ими не махала и не навредила себе… Я упросила их этого не делать. Анна тоже была против.

Аделина подняла лицо, выплескивая боль вместе со слезами.

— Его не переведут.

Она хрипло разрыдалась и обняла меня. Впервые в жизни я отвечала на человеческую любовь молчанием, лежа неподвижно, как кукла.

— Я тоже не знала, — сказала Аделина, крепче сжимая меня за плечи, — я не знала о болезни… Поверь!

Я позволяла ее слезам литься, позволяла ей дрожать, прижиматься ко мне и обнимать, как она всегда позволяла мне. И когда Аделина упала на мою измученную грудь, я подумала, что боль, которую мы обе чувствовали, не была одинаковой.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Аделина наконец отпустила меня. Она выпрямилась на стуле и сидела, опустив голову, словно, несмотря на боль, собиралась с силами, чтобы попытаться снова стать мне опорой.

— Ника, есть одна вещь, которую я никогда тебе не говорила.

Она произнесла эти слова так печально, что я повернула голову и посмотрела на нее. Аделина достала что-то из кармана, затем дрожащими пальцами положила это мне на одеяло. Скомканный полароидный снимок. Мою фотографию, сделанную Билли, которую я так и не нашла, поэтому была уверена, что потеряла ее.

— Это нашли в его бумажнике, — пробормотала Аделина, — во внутреннем карманчике. Он всегда хранил ее при себе. Мир окончательно рухнул.

И я почувствовала, как мне открывается так долго скрываемая правда. Правда, сотканная из тайных взглядов, невысказанных слов и спрятанных в глубине души чувств.

Правда, которую я никогда не видела, но которую его сердце хранило в тишине каждый божий день.

— Ника, это была не я, — услышала я голос из распадающегося мира, — в Склепе, когда Маргарет запирала тебя в подвале, не я держала тебя за руку.

И когда мои губы задрожали от подступающих слез, когда от боли в груди перехватило дыхание и все во мне запылало, я наконец поняла то, чего никогда не могла понять — я поняла все его слова и поступки.