Интересно, думал он, волки так же смеются, с таким же глухим шипением и сквозь сжатые челюсти?

И даже в этой безнадежности Ригель не мог прогнать мысли о ней. Ника вторглась в его тьму, и между гнилью и чернилами образовалось пространство. В этой девочке был свет, природу которого ему никогда не постичь.

Однажды он услышал, как она сказала: «Для каждого из нас есть сказка». Ясные глаза и веснушки, маргаритка в волосах. Ригель держался от нее в стороне, потому что ничто так не пугает темноту, как свет, и в то же время именно свет волнует ее больше всего.

Ника обняла за плечи маленького хрупкого мальчика. «Вот увидишь, — она улыбнулась глазами, полными слез и надежды, — мы тоже найдем свою».

Глядя на нее, Ригель подумал, что, возможно, найдется и для него какая-нибудь среди забытых книжных страниц. Добрая история, в которой его принимали бы таким, какой он есть, и не стремились исправить.

Наблюдая за Никой издалека, Ригель задавался вопросом, а не может ли эта история быть както связана с ней.

— Ты должен ей сказать, — услышал он шепот однажды вечером.

Ригель только что закрыл дверь в подвал, где Нике наконец удалось уснуть. И все же он не обернулся. Он знал, что его засекли. Эти голубые глаза постоянно за ним следили.

Стоявшая у него за спиной Аделина нервно мяла в пальцах краешек серого платья. Спустя мгновение она прошептала:

— Она думает, что это я держу ее за руку.

Ригель опустил глаза и подумал о Нике, которая так любила сказки и отчаянно мечтала жить в одной из них. них.

— Ну и хорошо, — ответил он, — не разубеждай ее в этом.

— Почему? — Аделина смотрела на него с отчаянием в глазах. — Почему ты не хочешь сказать Нике, что это ты?

Ригель не ответил. В тишине он положил руку на дверь, ту руку, которая только там, во мраке разбитых снов, осмеливалась прикасаться к ней каждой своей клеточкой.

— Потому что не существует сказок, где волк берет девочку за руку.

Он ненавидел смотреть ей в лицо, хотя мучительно любил все ее черточки до единой. Ригель пытался уничтожить в себе эту любовь: вырывал с корнем каждый новый ее стебелек, вырывать ростки теплых чувств он умел с детства.

Но за одним стебельком вырастал другой, а за ним тотчас появлялся следующий, и Ригель так глубоко спустился вниз по бесконечной винтовой лестнице ее взгляда, что выбраться наружу, казалось, уже невозможно.

Ригель утонул в Нике, и его сердца коснулась надежда. Однако он не хотел надеяться. Это чувство было ему ненавистно. Надеяться означало обманывать себя, думая, что однажды он исцелится или что единственный человек, который любил его, не монстр, который до крови избивал других детей.