— И о чем речь?

— Об обещании.

Любой, у кого в груди бьется звериное сердце, со временем легко научается распознавать в людях овец. Про Лайонела Ригель сразу все понял, задолго до того, как тот, полупьяный, пристал к Нике и устроил скандал перед их домом.

Ригель получил садистское удовольствие, когда швырнул Лайонела на землю. Чертовски приятно причинять ему ту же физическую боль, с которой он сам жил почти с рождения. Жалкая ярость Лайонела только сгущала темноту внутри Ригеля.

«Строишь из себя героя, да? — яростно прокричал тогда Лайонел. — Считаешь себя хорошим парнем?»

« Хорошим? — прошептал в ответ Ригель. — Я… хороший?»

Он еле сдержался, чтобы не расхохотаться на всю улицу. Так и подмывало сказать, что волки никого из себя не строят, им это несвойственно, и к тому же в душе у него слишком много черной гнили, чтобы считать себя хорошим.

Если и правда, что для каждого есть своя сказка, то его история — о молчаливом искалеченном мальчике с перепачканными в земле ладошками.

«Решил во мне покопаться? Давай, посмотри мне в глаза, только предупреждаю: ты сразу обделаешься, даже моргнуть не успеешь». Ригель сильнее придавил его руку к земле, и она хрустнула — боль Лайонела доставляла истинное наслаждение. «Нет, я никогда не был хорошим парнем, — прошипел Ригель с сарказмом. — Хочешь увидеть, насколько плохим я могу быть?» Он с радостью это продемонстрировал бы, если бы не вспомнил, что где-то рядом Ника. Он повернулся, чтобы найти ее в темноте. Она стояла и смотрела на него. И в отражении ее сияющих глаз Ригель снова не смог увидеть себя монстром, каким был.

Существовало наказание похуже приступов боли. И приговорить его к этой муке могла только она одна.

«Мы оба сломаны с детства, но ты никогда не открываешь мне свое сердце, Ригель, — прошептала как-то Ника, — ни на секунду».

И Ригель снова увидел разбитое стекло, порезы на руках.

Снова увидел сорванную траву и кровь на пальцах. Снова увидел себя, такого замкнутого и одинокого, и содрогнулся при мысли о том, чтобы открыть ей свой катастрофический мир, из которого ему, вечному пленнику, никогда не вырваться. Чувствовать, как она прикасается к его самой темной, злой стороне… Нет, тогда его душа вскричала бы от боли, как живое существо. И Ригель промолчал. Снова. И ее разочарованный взгляд шипом вонзился в его сердце. Он хотел бы любить ее. Каждый день чувствовать ее рядом с собой. Вдыхать ее аромат. Но жизнь научила его только царапаться и кусаться. Он никогда не сможет любить нежно, даже само воплощение нежности — Нику.