Светлый фон

Ответа не последовало.

Она прислушалась, пытаясь различить хоть какие-то звуки внутри, но собаки лаяли слишком громко.

Постучав еще раз, она уже готова была с облегчением развернуться – мол, не судьба, но тут дверь распахнулась и на пороге показался огромный косматый мужик в семейных трусах. На левой половине его вздутого, волосатого пуза красовалась татуировка – девушка в гавайской юбке.

– Ну? – поинтересовался он, почесывая подмышку.

– Я ищу Дымку.

Он мотнул головой, указывая себе за спину, вышел из трейлера и, обогнув Талли, направился к собакам.

От вони, стоявшей внутри, у Талли заслезились глаза. Она бы и хотела повернуться к камере, сказать что-нибудь остроумное, но так нервничала, что не могла даже сглотнуть. Кругом валялись горы мусора, пустые контейнеры из-под готовой еды. Над коробками с недоеденными корками от пиццы тучами жужжали мухи. Но прежде всего внимание Талли привлекли батареи пустых бутылок и бонг. На кухонном столе лежал огромный ком марихуаны.

Она не указала на него оператору, никак его не прокомментировала.

Толстый Боб не отходил от нее ни на шаг, снимал каждую минуту ее пребывания в этом чудовищном месте.

Сделав шаг к закрытой двери сразу за кухней, Талли постучала и открыла ее, явив миру самую омерзительную ванную на планете. С грохотом захлопнув эту дверь, она направилась к следующей. Постучала дважды, повернула ручку. Спальня, и без того крохотная, казалась еще меньше, потому что была завалена кучами грязной и мятой одежды. На прикроватной тумбочке стояли три пустые полуторалитровые бутылки из-под дешевого джина.

Мать Талли, укрывшись истрепанным синим одеялом, лежала в позе эмбриона на неубранной кровати.

Талли наклонилась к ней и сразу увидела, сколько на ее лице появилось морщин, какой нездоровый цвет приобрела кожа.

– Дымка?

Она позвала ее раза три или четыре, но ответа так и не дождалась. Протянув руку, принялась трясти мать за плечо, сперва тихонько, затем все сильнее и сильнее.

– Дымка!

Толстый Боб изготовился к съемке, направил камеру на женщину, лежащую на постели.

Она медленно открыла глаза – мутные и пустые. Прошло много времени, прежде чем она смогла сфокусировать взгляд.

– Таллула?

– Привет, Дымка.

– Талли, – сказала она, будто вспомнив вдруг, что дочь не любит, когда ее называют полным именем. – Что ты здесь делаешь? И что это за хрен с камерой?