– Я тебя искала.

Дымка медленно села в кровати, запустила руку в засаленный карман, достала сигарету. Пока она пыталась прикурить, Талли заметила, как сильно дрожат ее руки. Поднести зажигалку к кончику сигареты вышло только с третьей попытки.

– Я думала, ты в Нью-Йорке, ищешь славу и богатство. – Она бросила затравленный взгляд на камеру.

– Уже нашла. И то и другое, – сказала Талли, не в силах скрыть гордость. Как же она злилась на себя за то, что после стольких лет, после стольких разочарований все еще жаждала одобрения матери. – Давно ты здесь живешь?

– А тебе какое дело? Пока ты наслаждаешься жизнью, я тут гнию заживо.

Талли разглядывала мать – ее грязные спутанные волосы, уже наполовину седые; мешковатые, сто лет не стиранные штаны, разлохматившиеся понизу; затасканную фланелевую рубашку, застегнутую сикось-накось. И ее лицо. Немытое, покрытое морщинами, землистое от курения и алкоголя, от беспросветной жизни. Ей едва исполнилось шестьдесят, но выглядела она на все семьдесят пять. Прежняя ее хрупкая красота давно погибла, изъеденная десятилетиями злоупотреблений.

– Поверить не могу, что тебе нравится такая жизнь. Даже для тебя…

– Даже для меня, говоришь? Чего ради ты явилась, Талли?

– Ты моя мать.

– Никакая я не мать, и мы обе это знаем. – Дымка прокашлялась, глядя в сторону. – Мне надо отсюда убраться. Может, я у тебя поживу пару дней? Помоюсь хоть. Поем.

Талли, услышав эти слова, почувствовала, как встрепенулась душа, и тут же возненавидела себя за это. Она годами ждала, что мать вернется, захочет жить с ней, но прекрасно понимала, как опасно верить этому чувству.

– Ладно.

– Серьезно?

Удивления, написанного на лице Дымки, было достаточно, чтобы понять, как мало мать и дочь доверяли друг другу.

– Серьезно.

Ровно на одно мгновение Талли забыла про камеру. Она посмела вообразить невозможное: что они, две едва знакомые женщины, действительно станут матерью и дочерью.

– Пойдем, Дымка, провожу тебя в машину.

Талли знала – рассчитывать на то, чтобы наладить отношения с матерью, не стоит, и все же не могла перестать упиваться этой надеждой, от которой так приятно кружилась голова. А что, если у нее и вправду появится семья?

Камера запечатлевала все: ее надежды, желания, страхи. По пути домой, пока Дымка спала, развалившись в углу фургона, Талли изливала душу перед стеклянным глазом. Она отвечала на вопросы Джонни как никогда откровенно, впервые в жизни рассказывая о боли, которую причиняла ей пропащая мать.