Сэнборн с удовольствием наблюдал за происходящим вокруг «Фасоли», пока не увидел, как из толпы выходит Элизабет, и тогда он встал, поцеловал ее в щеку и сказал:

– Моя дорогая, какой приятный сюрприз. Садитесь, садитесь, прошу.

Она устроилась на скамейке рядом с ним, и они стали вместе смотреть на компанию детей, которые от души хохотали при виде того, как «Фасоль» удлиняет, сплющивает и гротескно искажает их лица. Большинство родителей, впрочем, стояли, уткнувшись в телефоны.

– Почему одним людям нравятся кривые зеркала, а другим нет? – спросил Сэнборн.

– Не знаю, – отозвалась Элизабет, – но не сомневаюсь, что у вас есть теория на этот счет.

– Рабочая версия. Бессовестным образом непроверенная. Тыканье пальцем в небо. Наверное, с моей стороны безответственно даже озвучивать ее.

– Ваши догадки обычно очень занимательны. Я бы послушала.

– Ладно, вот вам моя гипотеза: каждый человек в какой-то степени, в большей или в меньшей, осознает, что в нем есть нечто эксцентричное. Внутренний сумасброд. Некая часть, противоречащая тому, что мы все условились считать, так сказать, «нормой».

– Конечно, так и есть.

– И у некоторых людей хорошие отношения с этим внутренним чудаком. Они заботятся о нем, потакают ему, иногда дают проявиться вовне. Это те люди, которым весело в комнате кривых зеркал. Они видят в отражении чудовищную версию себя и думают: «Да! Это тоже я!» Они ее не отвергают.

– Как эти дети, – сказала Элизабет, глядя, как они корчат перед «Фасолью» жуткие рожи, показывают язык, скашивают глаза к носу, засовывают пальцы в рот и растягивают губы.

– Именно дети чаще всего оказываются не в ладах с социальными нормами и этикетом, – сказал Сэнборн, – поэтому вполне логично, что у них лучше налажен контакт со своими внутренними чудаками. А у взрослых с этим хуже. Многие взрослые тратят немалые ресурсы психики на то, чтобы быть нормальными, не выделяться, выстраивать такой образ себя, который был бы приятен другим и приемлем в обществе. Эти взрослые воспринимают своего внутреннего чудака как источник тревоги и угрозы, как клубок нежелательных импульсов, и поэтому они изо всех сил стараются усмирить его и затолкать поглубже. Для них кривое зеркало слишком кривое. Их задевает то, что они там видят, тот отталкивающий и непрезентабельный образ, который воплощает в себе их тщательно скрываемое «я». Взять хоть вот этого человека.

Сэнборн указал на стоящего неподалеку бизнесмена – возможно, у него был перерыв на обед – в темно-синем спортивном пиджаке, голубой рубашке, галстуке абрикосового цвета и с небольшим рюкзаком на одном плече. Он остановился с краю толпы, на секунду заглянул в «Фасоль», демонстрируя идеальную осанку, и быстро зашагал дальше через площадь.