Кроме того, по теории Сэнборна, когда испытуемые описывали свое детство, они возвращались к давнишним событиям, воскрешали их в памяти, переживали заново и как бы вселялись в того ребенка, которым были раньше. Наш мозг не видит большой разницы между тем, чтобы вспомнить о каком-то случае в прошлом, и тем, чтобы испытать все это еще раз в настоящем – именно этот процесс, например, неконтролируемо запускается у людей, которые страдают ПТСР и многократно переживают травмирующий эпизод заново, – так что, когда испытуемый рассказывал, как его любили в детстве, какая-то часть его сознания должна была стать ребенком, чтобы описать эти ощущения. Он должен был смоделировать и воссоздать свое детское сознание в нынешнем взрослом мозгу, а значит, в этот момент, рядом с Элизабет, он чувствовал то же самое, что ребенком чувствовал в прошлом: уязвимость и потребность в заботе. Во всех людях – иногда на поверхности, иногда глубоко внутри – живет дух того беззащитного ребенка, и цель первого вопроса Сэнборна заключалась в том, чтобы вызвать его.

Этот эффект подкреплялся вторым вопросом – «Расскажите про первую самую любимую вещь», – который побуждал испытуемых описать предмет, успокаивавший их в детстве, будь то плюшевый мишка, любая игрушка или кукла, а для тех, кто обладал незаурядной способностью помнить себя с самого раннего возраста, это могла быть безделушка младенческих лет, вроде погремушки или пустышки, обычно с каким-нибудь примитивным именем, например Бинки. Элизабет была очень тронута, когда несколько человек поделились с ней почти одинаковыми воспоминаниями о вязаном хлопковом одеяле нежно-голубого цвета, тонком, с атласной каймой, со временем обтрепавшейся на уголке, потому что в детстве они постоянно запихивали этот уголок в рот. Важно было, чтобы испытуемые не просто называли дорогие сердцу вещи, а вспоминали их во всех подробностях, поскольку описание их физических характеристик требовало извлечь информацию о текстуре, запахе, вкусе и тому подобном из сенсорных зон коры головного мозга, а это опять же приводило к тому, что одеяло проявлялось в настоящем, ненадолго возвращая к жизни ребенка, который кутался в него и чувствовал себя в тепле и безопасности.

Иными словами, первые два вопроса нужны были для того, чтобы пробиться сквозь взрослые механизмы защиты и вытащить наружу невинные, уязвимые и хрупкие маленькие «я».

После чего пора было заставить их понервничать.

Или, как выражался Сэнборн, «испытать сильный аффект». Вынуждая людей почувствовать себя уязвимыми, он потом использовал эту уязвимость, провоцируя их на сильные и зачастую неприятные эмоции. Поэтому следующие несколько вопросов были задуманы так, чтобы вызвать чувство тревоги, смущения, стыда и даже ужаса: испытуемым предлагалось описать моменты, когда над ними смеялись на публике, когда они плакали на глазах у других, когда больше всего переживали о чем-то или боялись чего-то. Элизабет просила своих собеседников представить, как они могут умереть или о чем будут сожалеть, если умрут сегодня. Она просила в четких, конкретных и пугающих подробностях описать, что их больше всего привлекает в ее внешности.