– Если ты проведешь этот тест еще раз, я все сделаю правильно. Обещаю.
Тогда она подхватила его на руки и крепко прижала к себе, этого удивительного мальчика, этого чудесного, чуткого ребенка.
– Ох, милый, – сказала она, – тебе не за что извиняться. Это я должна извиняться…
И она умолкла, потому что почувствовала, как дрогнул ее голос, почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она крепко обняла сына, и единственной мыслью, которая сейчас вертелась у нее в голове, было:
Слава богу, что она не пошла до конца в тот день во «Фронтонах»; слава богу, что она проделала весь этот путь, встретила Джека, родила Тоби. Ей хотелось вернуться назад, найти четырнадцатилетнюю себя и обнять эту бедную девочку. Она вспомнила, как близка была к тому, чтобы со всем покончить, когда сидела в той гостиной на четвертом этаже и мучительно пыталась дышать, и передумать в конце концов ее заставило не что-то благородное или жизнеутверждающее, а всего лишь глупая гордость. Она осознала, что отец сочтет ее смерть очередным доказательством того, что она неудачница, что она не дотягивает до него, очередной своей победой. Он не будет винить себя ни в чем. Он из тех, кто неспособен себя винить. Нет, это, как ни странно, станет еще одним поводом для извращенной гордости: Элизабет слабая, глупая и мертвая, а он сильный, умный и живой.
– Мам, ты меня раздавишь, – сказал Тоби.
Она разжала руки, и он выскользнул.
– Прости!
–
– Ой, ну прекрати. Не так уж и сильно я тебя стиснула.
– Знаю. – Он хихикнул, опустил руки и ухмыльнулся. – Я просто дразнюсь.
Она взяла обе его ладони в свои.
– Тоби, мне так жаль, что я устроила все это со слойками. Я прошу прощения. Я не должна была этого делать.
– Ладно.
– Знаешь, тебе не нужно проходить никаких тестов ради меня. Тебе вообще ничего не нужно делать. Пройдешь ты их или нет, я люблю тебя в любом случае. Все, чего я хочу, – это чтобы ты был самим собой.
– Почему ты так странно говоришь?
Она улыбнулась.
– Мои родители никогда не позволяли мне быть собой. Я не хочу совершить ту же ошибку.