Светлый фон

– Разве часы дарят не к расставанию?

– Разве часы дарят не к расставанию?

– Это особая традиция в нашей семье. Мужчины надевают свои часы на запястье той женщины, которую считают единственной. Той, с кем хотят разделить свое время. Мой отец подарил такие же моей матери, когда понял, что влюбился…

– Это особая традиция в нашей семье. Мужчины надевают свои часы на запястье той женщины, которую считают единственной. Той, с кем хотят разделить свое время. Мой отец подарил такие же моей матери, когда понял, что влюбился…

 

Кэллум

Кэллум Кэллум

 

Я открываю глаза в своем кабинете клинки «I.D.O.L.». Мои пальцы нервно постукивают по подлокотнику кожаного кресла – того самого, в котором я провел бесчисленные часы, погружаясь в сознание Авроры Хейз. Погружаясь слишком глубоко.

Глубже, чем следовало.

Настолько сильно вовлекся в ее исцеление, что мой профессионализм остался за бортом сознания. Наши травмы переплелись, и я сам не заметил, как погрузился в мир своих собственных демонов.

Никлас Торнтон – мой дядя и по совместительству владелец клиники – стоит у окна, его силуэт вырисовывается на фоне серого неба. Он мой наставник и мой судья. Когда-то я был его учеником и именно с его помощью изучил все самые мощные техники гипноза, но сейчас я точно знаю, что он конкурирует со мной, ведь ученик всегда превосходит учителя.

– Ты должен исчезнуть из её жизни, Кэллум, – его голос звучит как приговор. – Полностью. Словно тебя никогда и не было.

Что-то обрывается внутри меня. Что-то важное, что заставляло чувствовать себя живым последние месяцы.

– Это невозможно, – мой голос хриплый, будто принадлежит не мне. – Мы вместе создали целый мир, Никлас. Мы вместе прошли через её кошмары, наши кошмары. Я был с ней почти каждую минуту на протяжении семи месяцев.

– Именно поэтому, – Никлас наконец поворачивается ко мне, и я вижу в его глазах не только профессиональную строгость, но и сострадание. Это почему-то делает всё еще хуже. – Ты слишком глубоко погрузился. Ты перестал быть доктором, Кэллум. Ты стал соучастником её безумия.

Слово "безумие" отдается во мне болезненным эхом. Я вскакиваю с кресла, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

– Это не безумие! Это был терапевтический метод. Я помог ей.

– Помог? – Никлас поднимает бровь. – Или использовал её травмы, чтобы исследовать свои собственные? Ты нарушил все возможные границы допустимого, Кэл. Психиатру нельзя иметь личные отношения с пациентом. Она изначально перед тобой в зависимой и детской позиции. Ты знаешь это не хуже меня.