Я отворачиваюсь, не в силах выдержать его взгляд. На столе лежат мои записи – десятки страниц, исписанных торопливым почерком. Наши с Авророй сеансы.

– Любое твоё появление может спровоцировать рецидив, – продолжает Никлас, и каждое его слово ощущается скребком скальпеля по свежей ране. – Она только начала возвращаться к реальности. Ты хочешь разрушить всё, чего она достигла? Она прожила травмирующее событие. Она приняла его. И может постепенно вернуться к нормальной жизни столько лет спустя.

Я молчу, стиснув зубы. Знаю, что он прав. Я зашел слишком далеко. И мне нечего сказать в свое оправдание. Я не просто сблизился со своей пациенткой, но и стал сам уязвимым к своей собственной травме.

На наших Авой сессиях мне не раз приходилось сталкиваться со своим личным демоном – Реджиной Голден, пока я, наконец, не скинул ее в тот чертов обрыв, в красках представляя, как она летит вниз и разбивается о скалы.

Мои методы лечения отличаются от многих – я предпочитаю глубоко погрузить человека в его непрожитые эмоции и чувства, чтобы они отпустили его. Иногда они сидят так глубоко, что с пациентом нужно долго блуждать по лабиринтам сознания. Мы с Авой стукнулись своими травмами. Оба искупались в вине, в стыде, в невыраженной ненависти и других подавленных чувствах.

Но я должен был сам ходить к психотерапевту, а не исцелять свои боли за счет сеансов с ней. Но почему-то только именно она во мне разбудила спящие эмоции и чувства, а вместе с ними и воспоминания, которые поднялись на поверхность.

И я до сих пор не понимаю – почему она? Возможно, роль сыграло то, что я всегда замечал ее в коридорах YALE и думал о том, насколько очаровательной и загадочной она выглядит в длинной юбке и рубашке, застегнутой на пуговицы до самого горла. Вечно витающая в своем мире «хорошая девочка», передвигающаяся от кабинета к кабинету со стопкой книг в руках.

Я не ожидал увидеть ее в нашей клинике, но так вышло. Случайная встреча. Случайно судьбоносная.

Никлас подходит ближе, и я чувствую запах его одеколона – тот же, что использовал мой отец. Это нечестный приём, и он знает это.

– Кэллум, – его голос теперь мягче, но от этого не менее непреклонен. – Комиссия по этике уже заинтересовалась твоими методами. Еще один шаг в сторону Авроры – и ты лишишься лицензии. Всего, ради чего ты работал.

Я закрываю глаза, и перед внутренним взором мелькают образы: Аврора, соблазнительно улыбающаяся мне под дождем в бассейне; Аврора, кричащая от ужаса, когда мы столкнулись с её демонами; Аврора, доверчиво вкладывающая свою руку в мою, когда искала защиты от ужасов, пожирающих ее сознание.