Тату выглядит как почти исчезнувший синяк, темный, пятнистый, хотя раньше, наверное, была крестом или каким-то другим символом. Это определенно сделал любитель, а не профессиональный татуировщик.

– Ты сам их сделал? – тихо спрашиваю я, поднимая голову, чтобы посмотреть на Вика.

Он секунду смотрит на меня, затем качает головой.

– Отец, – говорит он. – Давным-давно.

В его голосе нет эмоций, но я все равно чувствую тяжесть в его словах. Все, что связано с их отцом, пропитано болью и насилием.

Мэлис рассказал мне, что их отец пытался сделать из Виктора идеального воина – своего заместителя – и что он, по сути, пытал его, чтобы сделать достаточно сильным для этой роли. В этой истории наверняка есть нечто большее, о чем мне, скорее всего, мог бы поведать сам Виктор. Только он смог бы рассказать, что пережил в руках своего отца.

Хотя я не уверена, что он когда-нибудь сможет это сделать.

Единственное, что я получила от него, – это смутное ощущение, что кто-то, кого он любил, причинил ему боль. И теперь мне интересно, что символизируют эти татуировки. Их нанесли, чтобы нанести еще больше вреда? В качестве клейма, чтобы Вик не мог забыть, кому принадлежит и на кого должен работать?

Не знаю, но я вдруг осознаю, что ненавижу их отца, человека, которого никогда не встречала, а еще безумно рада, что братья прикончили его. Мэлис был прав. Он действительно это заслужил.

– Мне очень жаль, – шепчу я, не сводя с Виктора пристального взгляда.

Я не уверена, известно ли ему о том, что рассказал мне Мэлис, и мне почти стыдно, что я знаю о нем то, о чем он сам мне не рассказывал, но потом вдруг вспоминаю, что Вик знает обо мне почти все, а я с ним тоже ничем не делилась. Так что, возможно, это все не важно.

Он кивает и отводит от меня взгляд, выражение его лица непроницаемо.

– Отец оставил на нас свой след во многих отношениях, – говорит Рэнсом, нарушая тяжелое молчание. – Может, именно поэтому мы все сделали татуировки в честь мамы. Чтобы убедиться, что она тоже оставила свой след.

Он опускает взгляд на цветок у себя на руке, и я улыбаюсь. Очевидно, что она оставила след в их жизни: они так яростно хотели отомстить за ее смерть, а Мэлис был готов сесть в тюрьму за убийство их отца, лишь бы быть уверенным, что ей больше не придется иметь с ним дело.

– Когда ты начал делать татуировки? – спрашиваю я, откидываясь на спинку дивана и поглядывая на Мэлиса.

– Когда попал в тюрьму, если по-серьезке, – отвечает он. – В детстве я страдал фигней, как и многие другие ровесники, но тогда все было иначе. Большинство из этих, – он поднимает ту руку, на которой нет постоянно дорабатываемой татуировки, – я набил, когда сидел. Какие-то от сокамерников, какие-то сам.