– Дайте плеть лейтенанту Томасу, – приказал генерал полковнику Спроуту.

Воцарилась полная тишина. На лицах всех солдат, без исключения, отразился такой же ужас, как и на моем.

– Сэр? – возразила я, но он не обратил на меня никакого внимания, и я постаралась сдержать вой, рвавшийся из-за плотно сжатых зубов.

– Дайте плеть лейтенанту Томасу! – повторил генерал.

Полковник Спроут кивнул одному из своих людей. И Финеасу протянули плетку.

– Меня подвели не вы, генерал Патерсон, – ошарашенно возразил Финеас, но плетку все же взял.

– Если не я, то кто же? Я командую твоей бригадой. Я слежу за тем, чтобы тебе платили. Чтобы тебя кормили. И слышали. Но тебе не платили. Тебя не кормили. Тебя не слышали. И никого из твоих товарищей. Вас никто не поблагодарил. И вы все устали.

Финеас кивнул. Подбородок у него дрожал, глаза блестели.

– Да, сэр. Я устал.

– Так отомсти, лейтенант. Ты взял на себя ответственность, и я тоже возьму свою долю.

Генерал Патерсон повернулся широкой голой спиной к девяноста восьми мятежникам, которые по-прежнему стояли рядами по десять, и к застывшему перед ними Финеасу.

Ужас разлился по моим внутренностям, и я шагнула к генералу, подняв заряженное ружье, боясь, что его уязвимое положение может дать бунтовщикам шанс рассеяться – или напасть. Судя по всему, у полковника Спроута возникла похожая мысль, и мы вдвоем встали наготове слева и справа от генерала.

– Отойди, Шертлифф, – бросил Патерсон, подняв на меня глаза. – Спроут, ты тоже.

Финеас взвесил на ладони плетку и хлестнул ею в воздухе. Каждый мальчишка, выросший на ферме, умеет обращаться с плеткой.

– Насколько вы виноваты, генерал? – тихо спросил он. – Сколько людей вы подвели?

– По меньшей мере девяносто восемь, – отвечал генерал.

– Вам не за что держаться, – заметил Финеас. – Откуда мне знать, что вы не убежите?

– К делу, лейтенант, – приказал генерал.

Финеас замахнулся, оскалился и вытянул генерала по спине плетью.

– Один! – проорал он.