Капитан Марш разделся до пояса и, сжав зубы и сцепив руки, принял от Финеаса Томаса одиннадцать плетей с тем же стоицизмом, что и генерал. За ним из рядов бунтовщиков выступили другие офицеры, выдвигая свои условия, впрочем ничем не отличавшиеся от первых: одиннадцать плетей, немедленное возвращение к своим обязанностям и обещание оставаться на посту, пока генерал не покинет армию.
Финеас взмок от пота, раскачивался от усталости, но не хотел выпустить из рук плетку. Лишь после того, как еще несколько человек выступили вперед, вновь поклялись в верности армии и получили обещание от генерала, Финеас наконец отдал плеть генералу Спроуту. Ему поднесли воды, и он снова встал в строй.
Каждый написал на бумаге свое имя или изобразил свой знак, а генерал Патерсон поставил рядом с каждой подписью свою. К середине дня мятежников опросили, выслушали и наказали согласно их воле. Все они решили вернуться в армию, успокоенные обещанием, что генерал Патерсон продолжит за них бороться.
Всех, кто принял участие в бунте, следовало вернуть обратно на позиции и передать командирам, но прежде их надлежало охранять, как бунтовщиков. Оружие мятежникам не вернули; их разделили на группы, согласно тому, в каком отряде кто числился и в каком лагере был расквартирован, а охранявшие их солдаты получили соответствующие приказы.
Жара и влажность казались непереносимыми, особенно для тех, у кого саднили свежие раны; солдаты, накануне ночью преодолевшие двадцать миль под дождем, утопая в грязи, страшно устали. Отряд с повозками, лошадьми и провизией до сих пор не прибыл, но было решено выдвинуться обратно, в сторону Пикскильской лощины, рассчитывая на то, что мы скоро встретим их и отдохнем, получив подкрепление.
Я весь день наблюдала за Финеасом и замечала, что и он за мной смотрит. Мятежникам позволили собрать вещи и свернуть палатки, и теперь они тихо сидели и ждали приказа выдвигаться в путь. Финеас разобрал палатку, но потом словно лишился последних сил. Я наполнила флягу водой и принесла ему. Он сидел, уперевшись локтями в колени. Он попросил мою пайку рома, но я сказала, что уже использовала ее, чтобы промыть генералу раны.
– Я мог бы всем рассказать, кто ты такая, Роб, – прошептал он, пытливо глядя на меня темными глазами. – Я мог бы рассказать генералу. Но, думаю, он уже знает. Он смотрит на тебя не так, как мужчина на другого мужчину. Когда ты вступилась за меня… ему это не понравилось.
– Зачем бы ты стал это делать, Фин?
Мой голос прозвучал мягко, но я взглянула на него с решительностью.