Он рванулся вперед, оскалившись, высоко вскинув руку с ножом, не сводя глаз с генерала, и я завопила, не помня себя от гнева и не веря, что это действительно происходит. Но еще я спустила курок. От удара Фина швырнуло вперед – он по-прежнему сжимал в руке нож, его грязные босые ноги на миг оторвались от земли, – и я снова помчалась за ним вдогонку, как много раз делала прежде, годы тому назад, пытаясь догнать, поймать его, пока он не упал. Но он победил.

Я опустилась рядом с ним, надеясь, что пуля лишь оцарапала его, что я каким-то чудом в него не попала. Но я не промахнулась. И Эбенезер Спроут тоже.

– Я никогда тебе этого не прощу, Финеас Томас! – выкрикнула я, зажимая руками дыры в его груди.

– Я не ищу спасения, Роб, – прохрипел он. Кровь булькала у него на губах, а он улыбнулся мне, как тот, прежний, Финеас. – Мне даже не больно. Я будто лечу. Разве тебе… раньше… не снилось… что ты летишь?

Я схватила его за руку, но он уже начал слабеть, и его рука холодела.

– Я больше не бегу, Роб. Победа за тобой.

Генерал выкрикивал приказания, вызывая доктора Тэтчера, который только что прибыл вместе с подкреплением. Полковник Спроут опустился рядом со мной на колени. Он принес ром и бинты, но было уже поздно. Финеас умер с открытыми глазами, с ухмылкой на губах, будто точно знал, что он сделал и чего хотел.

Спроут осторожно закрыл ему глаза:

– Не ты его убила и не я. Он убил сам себя. Но ты и сама это знаешь, Дебора Самсон.

Я не шелохнулась. Я была потрясена. Оглушена случившимся. Но Спроут продолжал говорить, тихо, доброжелательно:

– Я не сразу тебя разгадал. Может, я бы никогда не додумался, если бы ты сегодня не стала защищать Финеаса. Он назвал тебя Робом, и я вспомнил тощую девчонку-служанку, которая жила в доме Томасов. Вспомнил, как отец рассказывал мне, что Дебора Самсон записалась в армию, а потом напилась и отцы церкви вынесли ее из нашей таверны и велели хорошенько проспаться.

Он прыснул, будто мы только что не убили мальчишку, которого знали с детства. Эбенезер Спроут тоже служил слишком долго. Или, быть может, слишком многое повидал. Даже я его не удивила.

– Такое ведь было? – тихо переспросил он.

Я не стала ни соглашаться, ни отрицать. Я лишь глядела в мертвое лицо Фина, на его грязные босые ступни и, ничего не чувствуя, ждала, что еще скажет Спроут.

– По мне, так ты хороший солдат. Да к черту все, просто отличный. А я хочу сохранить каждого солдата, который хочет быть здесь. Господь свидетель, мы повидали немало парней, которым тут быть не хотелось. Я никому ничего не скажу. Даже папаше не скажу, хотя ему страх как понравилась бы эта история. – Он потрепал меня по плечу. – Ну, может, когда-нибудь потом. Идет?