– Что, если нас увидят? – с беспокойством спросила я. – Что, если кто-то меня узнает?

Анна рассмеялась, а Джон покачал головой.

– Сегодня вы будете Деборой Самсон. Так я вас представлю. Ведь это ваше настоящее имя.

– Но какие дела могут связывать вас с Деборой Самсон и подобными ей? И ради чего я здесь?

– Вы давний друг семьи. Вы были подругой моей покойной жены. Вы происходите от одного из отцов-основателей нашей страны. А через час станете моей женой. Вот ради чего вы здесь.

– Но… что, если меня узнают? – снова спросила я.

– Узнают вас?

– Узнают во мне вашего адъютанта. Роберта Шертлиффа.

Анна ответила за Джона, стараясь меня успокоить:

– Вас не узнают. Быть красивой женщиной и притворяться шестнадцатилетним юношей – вот что по-настоящему сложно. А сегодня вам будет легко.

– Это не маскарад. – Джон коснулся моей щеки и сразу убрал руку, зная, что его сестра наблюдает за нами. – Это реальность. Глядя на вас, любой увидит лишь Дебору Самсон.

– Вы все время повторяете это. Но это не так, – прошептала я.

– Что именно? – вмешалась Анна.

– Я не красавица. Потому-то все и поверили в Роберта Шертлиффа.

– Поверили, потому что никто и помыслить не мог, что он не тот, за кого себя выдает! – воскликнула Анна, но генерал покачал головой.

– На вашу красоту обращали внимание, даже когда вас считали юношей. Иначе почему вас прозвали Милашкой? – спросил Джон.

– Потому, что у меня не росла борода. Это была насмешка.

– Вас так звали за миловидность. Ни военная форма, ни смелый взгляд не могли этого скрыть. Но сегодня никто не увидит в вас Роберта Шертлиффа. Никто, кроме меня. А мне очень нравится этот парень.

* * *

Мне не следовало тревожиться. По пути к церкви на Пайн-стрит, которая находилась всего в нескольких минутах от дома Холмсов, мы никого не встретили, а в церкви нас ждал один священник. Здание, кирпичное, с колоннами, было выстроено до войны и выгорело, когда в городе стояли британцы. В нем располагался госпиталь, после него – конюшни, но потом, по словам Анны, оно вновь стало церковью, хотя в нем теперь и не было ничего, кроме мерцавших свечей. Нас встретил преподобный Холмс, мужчина средних лет с глубоко посаженными карими глазами и звучным голосом; вместо приветствия он улыбнулся жене и пожал руку Джону. Я не знала, о чем ему рассказали, но понимала, о чем умолчали.