— Да? Не знал, — усмехнулся он. — В общем, я предупредил. Одержим он тобой или своим архивом, но лучше бы тебе что-нибудь придумать. И как можно скорее.
Он оттолкнулся от подоконника.
— У тебя всё в порядке? — заботливо спросила я.
Ройтман брезгливо скривился.
— Тебе не идёт.
— Что именно?
— Спрашивать, всё ли у меня в порядке. Фальшивая забота и вот это всё, — оглянулся он по сторонам, остановился взглядом на моей перепачканной краской футболке. — Борщи, ремонт, тапочки. Жизнь в дешёвой дыре. Ты становишься бабой.
— Так я и есть баба, — хмыкнула я.
Но он только сильнее скривился. Направился к двери.
Пнул тапочки. Остановился.
— Сосед, говоришь?
— Тебя не касается.
— Касается, Марианна. Ты пытаешься убежать от самой себя. Пытаешься жить чужой жизнью. Но эта жизнь не для тебя. Ты здесь — сорная трава. Ты прорастёшь, пустишь корни и… испортишь мужику жизнь. Задушишь его своими запросами, желаниями, потребностями. И ничего не дашь взамен. Ты играешь в эту жизнь, а он живёт. Ты наиграешься и заскучаешь, а он тебя не потянет. Уже не тянет, — положил он на тумбочку сложенный лист.
— А ты? — усмехнулась я, подойдя к нему почти вплотную. — Ты потянешь?
— Я — да. Потому что я такой же, как и ты. Мы — сорная трава, я, ты, мы все. Мы не выбирали, мы такие по праву рождения. И мы такие, как мы есть, ни хуже, не лучше, но мы другие. У нас другая среда обитания, другие запросы, другая популяция. И хотим мы или нет, но мы должны держаться вместе, потому что в другой среде нам тоже не рады, мы там чужие.
Я понимала, о чём он говорит. К сожалению, слишком хорошо понимала.
— Есть ещё кое-что, почему тебе здесь не место.
— И что же?
— Я люблю тебя, а ты — меня, — ответил Ройтман.