– Если тебе она была нужна, то да. – Он смотрел ей в глаза, заставляя ее сердце бешено колотиться в грудной клетке. – Когда бы я тебе ни понадобился, я буду рядом, пташка. Ты больше не одна.

Хоуп не хотела плакать. В прошлом она слишком много плакала, поэтому лишь энергично закивала в ответ.

– Так я и буду делать.

– К слову, – добавил он ледяным тоном, – я сделаю так, что этот ублюдок никогда больше даже не заговорит с тобой. Я узнаю все, что смогу, о его секретах, а они у него точно есть, и, вероятно, столь же извращенные, как и он сам, на случай, если ему снова придет в голову приблизиться к тебе или к твоим близким. Я украду тот гребаный портрет, который у него есть. А еще я…

– Хорошо, хорошо. – Хоуп издала короткий нервный смешок. – Давай прекратим говорить о лорде Свитине, пожалуйста. Он того не стоит. Уже не стоит.

Кайден фыркнул через нос, но в конце концов согласился, кивнув. Он не отпускал ее руку. Более того, он сжимал ее еще крепче.

«Кажется, он хочет что-то сказать, но не может найти слов», – подумала Хоуп. Она слишком хорошо знала, каково это – ощущать, как гнев застревает в горле и не может излиться словами, поэтому она терпеливо ждала, когда он снова заговорит.

Однако Кайден не двигался в течение следующей минуты. И еще одной. Секунды тянулись долго и напряженно, пока девушка не испугалась, не случился ли с ним припадок. Возможно, ее муж навеки так и останется коленопреклоненным и немым…

– Кайд…

– Я не жалею тебя. – Глаза Хоуп расширились, и еще больше после того, как она увидела, что он положил голову ей на колени. – Я никогда не испытывал к тебе жалости.

– Все в порядке, – поспешно сказала она. – Я понимаю…

– Я был зол на то, что они сделали с тобой, на то, как с тобой обращались родители и общество в целом, – продолжал он. – Но на тебя – нет. Я никогда не испытывал к тебе жалости. Отчасти ты напоминала мне меня самого. Особенно то, во что я превратился в детстве, чтобы выжить. – Она почувствовала, как он дрожит, прижимаясь к ней. – Ты знаешь, что меня тоже… избивали недобросовестные люди?

Хоуп осторожно спросила:

– Когда?

– Когда мои родители умерли, я… я оказался на улице. Я был жертвой, прежде чем стал палачом. Я никогда никому не делал ничего подобного тому, что сотворили с тобой, но… но все же я не горжусь тем, кем я был. – Его голос прерывался. – Я грабил могилы и трупы, я избивал людей, я защищал мерзавцев, я лишал других средств к существованию, чтобы мне было на что жить. Во мне не было ни капли порядочности, пока не появились родители Эвелин, они дали мне шанс и вытащили меня оттуда.