Устраиваюсь поближе к Левине; перед глазами еще стоит Киз, едва сдерживающий слезы. Как странно встретить в суровом великане, охраняющем безопасность дворца и всех в его стенах, такую душевную мягкость и чувствительность – качества, что во дворце не слишком-то ценятся. Кажется, я разглядела в нем родственную душу: быть может, это лишь фантазия – но думается мне, что он тоже предпочел бы дворцовой роскоши и удовольствиям простую жизнь где-нибудь в глуши, вдвоем с любимой женой. Я достаю письмо от Пегги, которое перечитала уже несколько раз. Левина умелыми пальцами растирает в пустой раковине ярко-голубую краску; до меня долетает запах – терпкий аромат смолы пополам с мелом. Время от времени она просит ученика сделать то или другое: «Пожалуйста, переставь мольберт на фут ближе к окну; передай мне тот лист золота; добавь немного кадмия к смоле».

Ученик замечает, что я за ним наблюдаю, и я поспешно опускаю глаза к письму Пегги. «На крещении я была в церкви, – пишет она. – Малыш здоров и хорошо кушает кормилицыну грудь». Однако дальше пишет: муж ее – страшный молчун; жаль, меня нет рядом, потому что сама она не понимает, как с ним обращаться – тормошить разговорами, стараться расшевелить или оставить в покое. Что она ни делает, никак не удается ему угодить. Бедная Пегги! Я тоже по ней скучаю – надеюсь, она скоро вернется ко двору и ей не придется долго оставаться в деревне с мужем. Интересно, изменило ли ее материнство? На миг становится грустно от того, что сама я никогда не узнаю, что значит родить ребенка, привести нового человека в мир. Но жалость к себе ни к чему хорошему не приведет; я напоминаю себе, что стану любящей тетушкой для детей Кэтрин, которые у нее, несомненно, будут.

На окне висит клетка, в ней чирикают желтые неразлучники. Быть может, еще страшнее для них видеть то, чего они лишены – бескрайнее небо над рекой, где кружатся чайки, – чем вовсе ничего не видеть. Вчера на закате я смотрела, как над рекой летит стая скворцов. Огромная стая, целая черная туча, в постоянном движении. Двигались слаженно, как единое существо, образовывали одну фигуру за другой – а я смотрела на них и пыталась представить, что чувствуешь, когда бьешь крылами по воздуху. И сейчас смотрю в окно – на бледное декабрьское утро, на реку, по которой плывут против течения лодки. Может быть, сегодня пойдет снег: тогда начнется веселье – будем, с раскрасневшимися от холода лицами, играть в снежки и лепить снежных ангелов. Но вслед за снегом придет слякоть и промозглый холод; намокшие подолы платьев будут хлопать по ногам, а люди жаловаться на обмороженные руки и ноги…