Он зарывается лицом мне в юбки и, кажется, плачет навзрыд; а потом встает и смеется, я смеюсь от радости с ним вместе.
– Идем в постель, – говорю я. – Когда лежу, он шевелится; так ты сможешь его почувствовать.
Мы лежим бок о бок, взявшись за руки и не сводя друг с друга глаз. Я медленно, крючок за крючком, расстегиваю платье и приподнимаю нижние юбки, чтобы показать ему свой огромный живот, а потом беру за руку и прикладываю ладонь туда, где можно ощутить движения ребенка.
– Шевелится!.. Ах, Китти, я и представить себе не мог!.. – И он целует то место, где брыкается наш малыш. – Что ж, раз нашему сыну суждено появиться на свет в тюрьме, пусть зовется лордом Бошаном! Как ты думаешь, он меня слышит?
– Хотелось бы думать, что да. Я все-все ему о тебе рассказывала.
Здесь я умолкаю, страшась, что вопросы без ответов и невысказанные обиды испортят чудное мгновение. Но удержаться от них не удается: тяжкие воспоминания заполняют душу, и с ними приходит гнев. Я вскакиваю на ноги.
– Ты покинул меня! – говорю я, едва удерживаясь, чтобы не кричать. – Ты меня покинул!
А в следующий миг гнев выплескивается из меня, словно кипящее молоко из кастрюли: я бросаюсь на Хертфорда, бью и кулаками, и ладонями, кусаюсь, как дикий зверь, и кричу снова и снова:
– Ты меня покинул! Ты меня покинул!
Он не пытается защищаться, не старается меня оттолкнуть – покорно принимает удары, пока я, истощив силы, не падаю на кровать. Хертфорд садится и смотрит в пол.
– Почему ты не отвечал на мои письма? – спрашиваю я наконец.
– Был дураком. Дураком и трусом. Знаю, ты никогда меня не простишь за то, что оставил тебя одну в таком положении. – Он соскальзывает на пол и становится передо мной на колени, словно проситель. – Я и сам себя простить не могу.
– Но ты покинул меня! – повторяю я. Ни о чем другом сейчас не могу ни говорить, ни думать.
Кажется, целую вечность мы молча сидим друг напротив друга; наконец спрашиваю едва слышно:
– Что произошло?
Он отвечает, глядя в пол, словно стыдится встречаться со мной взглядом:
– Сесил запел со мной по-другому. Сказал, готов помочь, если не буду ему перечить. А потом принялся меня запугивать. Уверял, что, если я свяжусь с тобой, подвергну тебя смертельной опасности. Что у королевы повсюду свои шпионы, им знакомы секреты ядов… – он говорит все быстрее и все более сбивчиво, – …и еще сказал так: вы уже потеряли одного близкого человека и едва ли захотите потерять следующего. – При этом воспоминании он морщит лицо, словно готов заплакать.
– Что он имел в виду? Джуно… – Здесь я останавливаюсь, не в силах поверить своим ушам. – Нет, нет, ведь Джуно болела несколько месяцев! После инфлюэнцы она так по-настоящему и не оправилась.