– Мне кажется, мадам, моя сестра в любом случае не имеет серьезного значения, если смотреть на дело с учетом права первородства.
– Вы готовы ради права первородства отказаться от притязаний своей семьи?
Взгляд ее темных глаз, кажется, проникает мне в самую душу – но я продолжаю:
– Благо Англии я ставлю выше блага своей семьи, ибо второе неразделимо с первым и без него немыслимо. Мне слишком хорошо известно, сколько крови пролилось в последние сто лет из-за того, что корона переходила от кузена к кузену, вопреки прямой линии наследования. Нет ни одного англичанина, который не ощутил бы эти бедствия на себе.
Лицо королевы остается непроницаемым; с таким бесстрастным лицом она играет в карты – и всегда выигрывает.
– Но моя шотландская кузина не откажется от притязаний на престол. И, судя по всему, не хочет дожидаться, пока меня не станет. Как, по-вашему, следует отнестись к такому предательству?
– Пусть мечтает, о чем хочет, – бесстрашно отвечаю я. – Ей никогда не хватит сил свергнуть ваше величество.
Королева протягивает руку и двумя пальцами берет меня за оборку кружевного воротника.
– А ты не глупа, как твоя сестра, верно, Мэри?
Заставляю себя смотреть ей в глаза и не выказывать страха. Она улыбается.
– Верно, – отвечаю я.
– Жаль, что ты не мужчина; человек вроде тебя нам в Тайном Совете не помешал бы! – королева говорит со смехом; подобное я слышала от нее и раньше. Но теперь она добавляет: – Быть может, ты единственный человек в этом злосчастном месте, кто понимает, как тяжело… – и, помолчав, заканчивает шепотом: – …как тяжело быть мною. – Она поникает в своем кресле. – Ты тоже никогда не узнаешь, что значит вынашивать ребенка.
Почему она так говорит? Каким-то образом знает, что ей суждено остаться бездетной?
– Это правда, – отвечаю я.
В миг странной близости между нами я позволяю себе поверить, что добьюсь у нее помилования для сестры. Однако в следующую секунду она бьет кулаком по подлокотнику, напугав Ипполиту, и добавляет:
– И все же ты из семьи изменников! В твоих жилах течет та же кровь!
Вот и оно – жало скорпиона! Теперь, быть может, она возненавидит меня еще сильнее – за то, что позволила мне разглядеть в ней слабость.
Вновь обретя обычное спокойствие, королева объявляет громко, так, чтобы слышали все:
– Скажите карлице, что за чудный голос мы будем звать ее Коноплянкой. Мэри, подбери ей какую-нибудь подходящую одежду; нельзя допустить, чтобы она ходила в подобном виде и делалась всеобщим посмешищем.
Радуясь, что можно уйти, я беру Ипполиту за руку и веду коротким путем в покои фрейлин. По пути, на черной лестнице, мы натыкаемся на Левину и молодого Хиллиарда, ее ученика. Она зажала его в углу на лестничной площадке и что-то ему выговаривает сердитым шепотом. Нас они не замечают.