Поразительно, думает Левина, как Мэри умеет сострадать чужим несчастьям! Это тем более удивительно, что собственных бед у нее и вправду куда больше, чем достаточно.

Мэри Уайтхолл, апрель 1562 года

Мэри

Уайтхолл, апрель 1562 года

Мне потихоньку передали письмо из Тауэра. В нем Кэтрин рассказывает о моем племяннике – Боше, так они с Хертфордом его прозвали: как он хорошо кушает, как улыбается очаровательной беззубой улыбкой. Пишет, что у него уже прорезался первый зуб. Сейчас ему семь месяцев – а когда я его увижу, наверное, зубов будет уже полный рот… если вообще увижу. От этой мысли сердце ноет, словно его сжимают в тисках.

Еще она пишет, что время от времени, словно бы случайно, дверь, разделяющую их с Хертфордом, оставляют открытой, и они проводят время вместе. «Так что, Мышка, мне здесь совсем не так плохо, как можно подумать!» Я рада, что, несмотря на все невзгоды, она сохраняет свой неиссякаемый оптимизм! Но ведь до Кэтрин не доходят слухи, к которым я волей-неволей прислушиваюсь, – слухи о том, что может сделать с опальными супругами Елизавета. Чем больше в народе поговаривают о правах этого ребенка на престол, тем сильнее гневается королева.

Я улучила момент, чтобы еще раз перечитать письмо в сторожке Киза, в покое и безопасности, прежде чем придется вернуться в королевские покои. И сейчас, отложив письмо, невидящим взглядом смотрю на Темзу и на архиепископский дворец на другом берегу. В феврале я день за днем наблюдала из этого окна, как вверх по реке поднимается барка с Хертфордом и Кэтрин на борту, как их высаживают вдалеке, у дворца Ламбет, где они давали показания перед Церковным Советом. Задача мероприятия, с точки зрения королевы, состояла в том, чтобы признать их брак недействительным. В отсутствие бедной Джуно и священника, который их обвенчал, несложно оказалось вынести нужный королеве вердикт. Теперь мой племянник официально признан бастардом, хотя я знаю, что это не так. Хорошо, что меня не вызвали в свидетельницы: я не смогла бы солгать перед епископами – и, скорее всего, тоже оказалась бы в Тауэре за то, что сохранила тайну сестры. Выходит, в том, чтобы быть маленькой и незаметной, есть свои плюсы.

Молюсь о том, чтобы вердикт хоть на шаг отодвинул мою сестру и ее мужа от эшафота. Каждый день я ждала возможности хоть на минуту увидеть милую Кэтрин, когда ту вновь поведут на судилище. И всякий раз, видя хрупкую фигурку в окружении высоченных стражников, которые из-за своих воздетых алебард кажутся еще выше, чувствовала, как ком встает в горле. Кажется, этот ком поселился там навечно.