Она берет с прикроватного столика позолоченную шкатулку, открывает и достает оттуда несколько свертков. В них оказываются миниатюры – множество миниатюр. Я слышала о коллекции королевы, но никогда еще ее не видела. Должно быть, здесь же хранятся портреты, написанные Левиной: Леттис, Кэтрин и мой собственный. Или портрета моей сестры здесь уже нет?

– Моя шотландская кузина, – говорит Елизавета, взяв в руки одну миниатюру. – Ты ведь, кажется, из тех, кто считает, что наследницей мне стоит назвать ее? – Я удивлена, что она помнит наш разговор о первородстве: ведь столько всего произошло с тех пор. – Знаешь, Мэри, я ведь ради тебя пощадила твою сестру. Были и те, кто требовал ее казни.

Хочется ответить, что слово «пощадила» здесь неуместно: Кэтрин жива, только жизнь ее немногим лучше смерти – томится в клетке, разлученная с теми, кого любит. Но, разумеется, я почтительно молчу. Тихая Мэри, послушная игрушка королевы. Если бы я умерла сейчас, и анатом вскрыл мое тело – он увидел бы, что я почернела до самых костей; так меня переполняет горечь.

Она протягивает мне крошечный портрет и спрашивает:

– Как тебе кажется, она красива?

Ясно, какого ответа ждет – я должна сказать: «Не так, как вы, мадам!». Но вместо этого говорю:

– Да, настоящая красавица.

Королева щурит глаза и сжимает губы. Я уже готовлюсь к вспышке гнева, однако, к моему удивлению, она говорит:

– Меня всегда восхищает честность. Да, верно, она красавица. – Берет с кровати еще одну миниатюру, вертит ее в пальцах. – И для моей прекрасной кузины у меня есть брачное предложение. Вот кого я собираюсь предложить ей в женихи.

Она бросает миниатюру мне, и я ловлю ее на лету.

– Дадли?! – Его портрет у меня на ладони.

– Как только сделается графом Лестером, станет для нее вполне подходящей партией.

– И вы на такое решитесь? – спрашиваю я, против воли чувствуя восхищение этой женщиной.

За окном уже распевается утренний птичий хор: заводит свою песню одинокая славка-черноголовка, к ней присоединяются трели пеночек.

– Ты сама сказала: я следую разуму, а не сердцу. Он единственный, кому я вполне доверяю. Да, решусь – ради Англии.

– Понимаю.

Но у меня мелькает мысль, что это еще и своего рода месть. Мария Шотландская, как говорят, не раз язвительно прохаживалась по королеве и «ее конюху». А теперь Елизавета выдаст ее за этого «конюха» замуж – чем не способ поставить надменную кузину на место? Щебет за окном все громче. Но неужто Елизавета в самом деле готова на такое?

Королева собирает миниатюры и убирает их обратно в шкатулку.

– Что ж, Мэри, хотя бы ты никогда не станешь угрозой моему престолу.