Ясно, о чем она: у меня не может быть детей. Я не способна произвести на свет сына – возможного наследника престола. Спрашиваю себя, намеренная ли это жестокость или королева не замечает, как больно ранят ее слова. Скорее, второе: она улыбается и гладит меня по плечу, словно сделала комплимент.

– Знаешь, Мэри Грей, несмотря ни на что, я тебя полюбила.

Мои губы словно заледенели; тщетно я пытаюсь улыбнуться в ответ.

Кэтрин Пирго, сентябрь 1563 года

Кэтрин

Пирго, сентябрь 1563 года

Меня выслали в эссекскую глушь. То, что мы едем в Пирго, я поняла еще прежде, чем вдалеке показался сам замок. Узнала огромный дуб на повороте. На этот дуб я не раз залезала в детстве, когда мы приезжали к дяде Джону и тете Мэри. Мы едем дальше, и я узнаю коровник, куда мы бегали по утрам, чтобы попить свежего, прямо из-под коровы, молока. Узнаю рощицу, где целовалась с дядюшкиным пажом: за это прегрешение дядя Джон на весь день и всю ночь запер меня в кладовке. Я еще легко отделалась: пажа выпороли и прогнали со службы. Дядя Джон совсем не похож на папу: тот сиял, как солнце, – а дядя Джон всегда ходил надутый и чем-то недовольный. Может быть, завидовал старшему брату.

Дядя Джон и тетя Мэри ждут нас на крыльце. Когда отдергивают полог, тетя Мэри ахает. Должно быть, я похожа на привидение – неудивительно: я проплакала всю дорогу. Дядя Джон молча протягивает мне руку и помогает выйти; губы у него сжаты в тонкую линию. Тетя Мэри хочет взять Тома, но я не отдаю. Не позволю и его у меня отнять. Тут же выстроилась в ряд прислуга: трое мужчин, три женщины и мальчишка – никого из них я прежде не видела. Для меня они не столько слуги, сколько тюремщики. Стоит тут, глупо улыбаясь, и кормилица с огромной грудью – значит, Тома все-таки отнимут. Боюсь, когда эта гримасничающая девица с отвислыми грудями подойдет забрать моего мальчика, во мне уже не останется решимости за него бороться; значит, хорошо, что я не привязалась к Тому столь же сильно, как к Бошу. По крайней мере, так я себе говорю. Но все же я мать – а мать, выкормившая своего ребенка, не может его не любить, как бы ни противилась любви.

Дядя Джон ледяным тоном излагает правила: мне запрещено без сопровождения покидать свои комнаты, даже ходить по дому или прогуливаться по саду; дважды в день я должна посещать часовню и просить прощения за свои грехи; мне запрещены письма, визиты, какие-либо сношения с внешним миром, кроме тех, на которые я получу дозволение; читать можно только разрешенные книги, «которые не возбудят в тебе новых распутных желаний» – так выразился дядюшка; ребенка поселят вместе с кормилицей в восточном крыле, а мне будут приносить раз в день; и наконец, все мои животные отправятся на конюшню.