– Это моя история.

– А это моя газета. Я оплатила все твои записи. И чернила, и бумагу, на которой они написаны, да и сами слова. Я все это оплатила!

Смотрю на нее с неприязнью. Мне отвратительна мысль, что, несмотря на все мои заявления, Голди все еще намерена печатать историю. Когда-то я уважал ее, принимал близко к сердцу то, что, как мне казалось, она отстаивала, но она настолько увлеклась желанием свергнуть одного человека, что ей все равно, кому еще это может причинить вред. К тому же осознаю, что, если ей удастся заново собрать детали истории воедино, мои следы будут там повсюду. Внезапно я радуюсь, что придержал самые серьезные подробности. Не смогу помешать ей все это расследовать, когда меня не будет, но, по крайней мере, не стану ей в этом помогать.

– Извини. Черновики я порвал и выбросил в мусорное ведро.

Затем поворачиваюсь и ухожу, направляясь к беспорядочному скоплению письменных столов. Чувствую ее взгляд спиной, когда перебираю бумаги, складывая часть в бумажный пакет, а другие – с излишней силой кидаю в мусорное ведро. Их достанут и разделят среди остальных репортеров, как только я уйду. Знаю, о чем сплетничала вся редакция, когда Голди взяла меня на работу, и знаю, какие будут сплетни о причинах моего ухода. Для меня это не имеет никакого значения.