– Этого я не оспариваю и разделяю твое негодование, но тебе придется найти другой способ настроить против него общественность. Я не могу ставить свое имя под материалом, который ты хочешь опубликовать. Когда ты обратилась ко мне с предложением работы, я сказал, что не пишу для бульварной прессы, а эта статья именно такой и получается, поэтому я решил от нее отказаться.

Голди усмехается, скрестив руки на груди.

– А поначалу тебя это совсем не смущало. Проник в семью, обустроился в их кружке. Где же тогда были все твои моральные принципы?

Ее слова бьют прямо в цель, и на мгновение я теряюсь. В том, что она говорит, есть доля правды. Я проник в твою семью. Убедил себя, что действую в интересах истины, служу высокой журналистской цели, но ложь рухнула в тот момент, когда я тебя поцеловал.

– Тут мне гордиться нечем, – тихо отвечаю я. – Но вначале я думал, что тебе нужна настоящая статья, разоблачение сомнительного человека с политическими амбициями. Однако со временем она превратилась в клеветнический материал, полный домыслов и гадких деталей, которые никто никогда не сможет доказать.

Она закатывает глаза и презрительно фыркает.

– Только не говори мне, что тебя замучила совесть. Надеюсь, нет – ради твоего же блага. В этом бизнесе подобное может оказаться фатальным. – Она прищурилась, окинула меня насмешливым взглядом. – Или думаешь перейти в другую сферу? В ту, что с длинными ногами и трастовым фондом?