– Ты до сих пор не понял. Мы говорим не о том, чтобы ты не публиковал статью. Важно то, что ты готов был использовать болезнь моей матери для своей карьеры, хотя знал, как тяжело мне было ее потерять. Ты говорил, что любишь меня, но предавал мое доверие ради газетных тиражей!

– Ты же знала, что я работаю над статьей о твоем отце…

– О его деловых отношениях! Не о моей матери!

– Я не мог не расследовать эту историю, Белль. Когда речь идет о таком могущественном человеке, как твой отец, общественность имеет право знать…

– А на меня наплевать, да?

– Я не это имел в виду…

Внезапно ты вскакиваешь, сжимая кулаки.

– Если так беспокоишься об общественности, почему не передал записи в полицию? Я скажу, почему. Потому что это не позволит продать столько газет, сколько эта… мерзкая история. Ведь так работает английская пресса? Вы печатаете все, что хотите, даже если не можете это доказать, а потом сидите и смотрите, как ваши читатели рвут жертву в клочья?

При взгляде на тебя внутри все переворачивается. За все время моих мучительных раздумий о том, как начать этот разговор, мне ни разу не приходило в голову, что ты можешь встать на его сторону, что увидишь в нем жертву.

– Понимаю, как ты злишься, – говорю я. – И понимаю, почему. Но не могу понять, как после всего, что я тебе рассказал, ты можешь по-прежнему его защищать.