– Хеми…

– Ты что-нибудь из них читала?

– Нет.

– Все началось с «Сожалеющей Белль». Это была моя первая хорошая вещь. Возможно, лучше нее мне ничего и не написать. – Он делает глоток. – Что стало с книгой? Ты в курсе?

– Они обе у меня, – тихо отвечаю я.

Кажется, это его удивило. И возможно, обрадовало.

– Ты их сохранила?

– Нет, это Дикки их сберег. А после его смерти сын Дикки нашел книги в отцовском кабинете.

– Не знал, что у него был сын.

– Его зовут Итан. Я впервые встретилась с ним всего неделю назад. Он очень похож на Дикки.

– Я так полагаю, он их прочитал?

– Да, – отвечаю я, опуская глаза. – Он узнал по описанию Роуз-Холлоу и догадался обо всем остальном.

– Странно, наверное, осознавать, что о твоей личной жизни прочитал совершенный незнакомец?

– О твоей личной жизни тоже, – холодно напоминаю я. – И да, это было очень… странно.

– Он знает, что Хеми – это я? Что мы…

Я замечаю небольшой шрам под его левым глазом и гадаю, как он его получил и когда. Борюсь с порывом коснуться шрама пальцами – с желанием прикоснуться к Хеми.

– Он знает все, – говорю я вместо этого. – Даже то, что неизвестно тебе.

– Белль… – Хеми делает шаг ко мне, затем еще один, и его холодная сдержанность рушится по мере приближения. – Я хочу сказать… о вчерашнем вечере… о том, что мы сегодня услышали… Сорок лет я ношу эту боль в себе, обвиняя тебя, веря лжи. А все это время… Прости… что я не доверял тебе, что не поверил тебе. И больше всего – за дело с этой проклятой статьей. Мне следовало сразу рассказать тебе, над чем я работаю. Если бы я так поступил, ничего этого не случилось бы. Это был глупый и эгоистичный поступок, я полностью признаю. Но клянусь, Белль, я не имею никакого отношения к тому, что статья появилась в «Ревью». Это сделали Голди и Шваб.

– Вредители, – говорю я тихо.

– Что?