– Потому что хотела внести свой вклад в нашу борьбу на этой войне.

Он постучал пальцем по грубо обтесанной столешнице:

– Ты как будто зазубрила эту фразу.

– Больше мне ответить нечего.

– Правда?

Наши взгляды встретились. Я не понимала, что он надеется из меня вытянуть.

– Но у тебя ведь есть сын? – не стал жалеть меня он.

– В этом и дело. Я не могла сидеть сложа руки и ждать, пока Гитлер завоюет мир. Что тогда станет с Эдвардом?

– Не знаю, – пожал плечами Джек, так резко откинувшись на спинку стула, что его передние ножки оторвались от пола. – Ты упоминала, что у него светлые волосы и голубые глаза. Вероятно, он жил бы припеваючи.

Свет лампы замерцал – и я задрожала вместе с ним под пристальным, неотвратимым взглядом Джека.

– Как ты можешь такое говорить? Гитлера нужно остановить, – заспорила я.

– Согласен.

Но отступать Джек не собирался. Он продолжал буравить меня взглядом столь настойчивым, что я почувствовала себя обнаженной и беззащитной.

– К чему ты клонишь, Джек?

– Сам не знаю.

Ветер задребезжал стеклами плохо подогнанных окон, дерево корявыми ветвями заскреблось в стену. Меня пробил пот – я поспешно встала из-за стола, подхватила грязные тарелки и отправилась к ведру на верстаке, чтобы ополоснуть их.

– Ты же знаешь, что можешь мне доверять, – не сдавался он.

– Знаю.

– Нет. Я имею в виду доверять по-настоящему, Вивиан. Ты можешь рассказать мне все.

– Я тебе доверяю. – И все же я не могла заставить себя повернуться и посмотреть ему в глаза.