– Но при чем же тут оранжерея?

За окном пикапа маленькие улочки Блюстоуна остались позади, сменившись длинным пологим въездом на федеральную автостраду.

– Я подозреваю, при том, что Элайна затеяла весь этот проект, чтобы сойтись со мной поближе.

– Это она так объяснила?

– Да. – Либби прижала к виску еще холодную баночку с имбирным элем. – А еще она хочет оставить Вудмонт мне.

– Почему?

Она вновь опустила затылок на подголовник.

– Элайна прекрасно знает, что Лофтон, ни минуты не колеблясь, или продаст поместье, или разобьет его на куски под жилые застройки.

– Это теперь многое объясняет в поведении Лофтон. – Коултон испустил протяжный вздох, словно избавляясь от державшего его неделями напряжения. – Я позвонил Джинджер, сказал ей, что Лофтон у нее в больнице.

– Хорошо.

– Как-то ты сама не очень здоровой выглядишь.

Либби, приподняв голову, прихлебнула эля.

– Да, я себя немножко загнала. Еще и заболеваю, похоже.

– А как ты нашла письмо от Оливии?

Либби поудобнее откинулась на сиденье.

– Отец незадолго до кончины расчистил свой рабочий стол, оставив в нем только важные документы. А письмо положил в отдельную папку без названия. Все, что мне оставалось, – это только открыть его стол. Но, если помнишь, я тяжело пережила эту утрату, а потому всю весну держалась от отцовского кабинета стороной.

– Ясно.

Либби повернула к нему голову:

– Так что дело вовсе не в тебе. Дело во мне и в моей сумасшедшей семейке.

Уголки губ у него тронула еле заметная улыбка.