Майкл смотрел, как бежит по кругу секундная стрелка, и кусал губы. Раньше нечего было терять — потому и нечего было бояться.

Джеймс пошевелился под пледом, сел, потёр лицо руками.

— Кудряшка, — сухим шёпотом позвал Майкл.

Тот подорвался, подскочил к койке в одних носках:

— Проснулся? Как ты? Кого-нибудь позвать?..

— Нет. Никого не надо… — Майкл высунул руку из-под одеяла, сжал его пальцы. — Джаймс…

Он мучительно искал слова, перебирая все ласковые обращения, которые знал, но и было-то их немного, и ни одно не подходило. Он смотрел и видел воспалённые покрасневшие глаза, искусаные шершавые губы, и понимал, что не сможет сказать: «пустяки, не о чем волноваться».

— Что?.. — тревожно спросил Джеймс. — Почему ты молчишь? Тебе плохо?..

— Прости, что напугал, — тихо сказал Майкл. — Я идиот.

Джеймс судорожно вдохнул, сжал задрожавшие губы.

— Прости. Прости, детка.

Джеймс подтянулся, сел на край кровати, положил голову Майклу на живот. Потёрся щекой о гладкий белый пододеяльник, едва пахнущий отдушкой стирального порошка — и тихо разревелся от облегчения.

Майкл не успокаивал. Гладил по мокрым щекам, стирал слёзы с носа, с трясущихся губ. Джеймс комкал одеяло пальцами, поверх него вцеплялся Майклу в бёдра до судороги в пальцах, до синяков.

— Если с тобой что-то случится, я просто умру… Слышишь?.. — прошептал он.

— Да чего там… Что мне сделается, — ответил Майкл. — Я живучий.

Джеймс вскинул голову.

— Я не хочу проверять!..

— Мне всегда везёт, детка, — Майкл попытался усмехнуться, чтобы подбодрить.

— Это тебе так везёт?.. — Джеймс замер, будто у него перехватило дыхание, округлил глаза. — А если однажды не повезёт, что будет?.. Шею сломаешь?..

Майкл хмуро отвёл взгляд — возразить было нечего.