Он сказал шепотом: «Пойдем наверх», и угасающее сознание безошибочно подсказало ей, что значит «наверх». Там погибнет сейчас ее доброе имя; но зачем ей теперь те, прежние имена?

«Я падаю», – думала Делия, но чувствовала, что взлетает.

39. «Вейр и сыновья»

39. «Вейр и сыновья»

Утренний свет косо падал в окно, и сразу бросалось в глаза, какое оно пыльное, позаброшенное. Где-то ворковали горлицы. Часы на почтамте пробили три четверти, а следом заскулил трамвай, круто разворачиваясь перед лестницей Парламента. Слышно было, как он выходит на прямую и визжит тормозами, спускаясь с холмистой улицы. У самого перекрестка ударил колокол – стоп, а затем еще дважды – вперед, и Делия, вздрогнув, проснулась.

– Это трамвай, – шепотом сказал Джеффри.

Под простыней были видны изгибы ее тела, и он снова подумал: как хорошо, что сейчас лето, и ни зябкая синева, ни мурашки не испортят этой чистой гладкой кожи. Делия опасливо пошевелилась, переворачиваясь на бок; лицо ее стало сосредоточенным, словно она прислушивалась к чему-то. Джеффри вспомнил, как вчера она испугалась – еще в начале, когда можно было все остановить; как из ее сбивчивой речи он узнал про какую-то книжку, где описывались брачные церемонии у дикарей. Она говорила об этом каменном ноже с таким страхом, что у него духу не хватило обратить все в шутку и разуверить ее в необходимости ножа. Все-таки неправильно, что женщины читают такие книги; что волосы у них пахнут сигаретным дымом, а в голове бродят идеи о всеобщем равенстве.

– Который час? – спросила Делия.

Он окинул взглядом комнату – жилет висел на стуле, но вставать было лень.

– Скоро услышим.

В ее глазах мелькнула тень беспокойства. Джеффри приподнялся на локте и, склонившись над ней, отвел в сторону длинную волнистую прядь, закрывающую ухо. Тронул маленькую нежную мочку.

– Почему ты не носишь сережек?

– Не знаю, – удивленно ответила она, будто впервые задумалась об этом. – Меня вообще-то не вывозили толком, не стремились наряжать, украшать… У Агаты тоже уши не проколоты.

– Это еще не поздно исправить, – с улыбкой сказал он. – Будет красиво.

Издалека докатился перезвон колокольного вступления; разом умолкнув, они обратили лица в сторону окна и считали беззвучно, одними губами.

– Семь, – прошептала Делия. Чуть заметно вздохнула, приподнялась с подушки и огляделась, словно искала что-то. – Значит, это была ваша детская?

– Да, – сказал Джеффри и просунул руку ей под голову. – Мы были здесь очень счастливы, даже в самые черные времена. Когда не было денег на развлечения, мы сами устраивали театр и все такое. Мама как-то сделала нам барометр из бутылки. Видела такие когда-нибудь? Бутылка в полпинты, стеклянная банка и вода, подкрашенная чернилами. А еще мы много проказничали. Там, внизу – задний двор, и мы однажды поспорили, сможет ли Боб спрыгнуть отсюда на крышу мастерской, – он засмеялся. – Расшибся, конечно, но на нем всегда заживало, как на собаке.