С той минуты, когда она ощутила на себе испуганный взгляд соседки, а потом, отворив незапертую дверь, остановилась на пороге опустевшей отцовой комнаты, Ева стала уже по-настоящему взрослым человеком…

Целых две недели она жила в комнате отца, ухаживала за небольшим его огородиком — ведь что бы там ни было, а жить нужно, в гроб живым не ляжешь, — варила раз в день котелок галушек из оставшихся запасов отца (мешок картошки и двухведерная кадушечка ржаной, грубого помола муки). Через день по утрам отправлялась в Подлесное, получая там каждый раз один и тот же ответ: «Следствие продолжается». Когда оно закончится, не говорили и передач пока не принимали.

Наконец в один из дней дежурный райотдела НКВД вместо привычного уже ответа сказал:

— Садитесь вон туда, — указал на стул почти у самых дверей, — подождите.

Потом вышел в соседнюю, обитую черной клеенкой дверь, через несколько минут возвратился в приемную и кивнул головой:

— Войдите.

Сердце Евы дрогнуло и словно бы оборвалось, куда-то провалилось. Медленно, не чувствуя собственного тела, поднялась на ноги и ступила в неприкрытую дверь. Ничего за этой дверью не заметила и не запомнила.

— Проходите, садитесь сюда, — услышала чей-то утомленный, бесцветный голос.

Только после этого заметила стол с зеленым сукном, перед ним гнутый стул, а за ним пожилого седого человека с усталым, каким-то очень «домашним» лицом и седоватыми щеточкой усами. Он некоторое время совсем вроде бы без любопытства рассматривал Еву спокойным взглядом слегка прищуренных, с желтоватыми белками глаз.

— Вы кто? — спросил негромко.

— Дочь Александра Нагорного и сестра Адама Нагорного.

— А вы сами?

— Ева Нагорная, учительница из Петриковки.

— Это вы посоветовали брату обратиться к нам?

— А откуда вы знаете? — вдруг вырвалось у Евы.

— Знаем… — Он помолчал, потом спросил: — Так чего же вы хотите?

— Хочу знать, что вы сделаете с отцом и братом.

— Мы ничего не сделаем. Они сделали сами. К пожару, так по крайней мере вытекает из следствия, они вроде бы не причастны. Соседи показали, что ни в тот вечер, ни ночью никто из них из хаты не выходил.

— Вы их освободите?

— Нет. У нас нет доказательств, но у нас нет ни оснований, ни права и поверить им. Поэтому из соображений государственной и общественной безопасности мы вышлем обоих за пределы республики.