И, ничего не помня, не понимая, что с ним, куда и зачем спешит, Андрей резко, с места, оттолкнулся палками, вкладывая в это движение всю восстановившуюся после болезни силу мышц, и что было духу помчался вдогонку. Мчался не останавливаясь и не переводя дыхания. Далекий ярко-вишневый свитер впереди, кажется, начал приближаться. Ближе, еще ближе… Но за минуту-другую, будто почувствовав погоню, мелькнув впереди вишневым мотыльком, исчез за густым ельником. Потом, снова мелькнув между редких сосновых стволов в ложбинке, вырвался на пригорок, еще раз сверкнул вишнево-красным огоньком на повороте и… снова погас.

Андрей спешил, летел, вкладывая в погоню всю свою силу, до самого санатория. Вылетев из леса, резко затормозил и остановился. Был весь мокрый, запыхавшийся, будто загнанный конь.

А перед ним возле низенького, окрашенного в зеленый цвет турникета, держа в руках уже снятые и даже скрепленные кольцами лыжи, стояла молоденькая, порозовевшая от мороза и бега девушка с большими голубыми глазами и курносым носиком. Из-под белого беретика выбивались у нее рыжеватые, ровно подрезанные волосы. Он видел ее впервые, и она ничем, кроме вишневого свитера и белого беретика, совсем ничем не походила на Еву. Стояла и молча, настороженно и удивленно смотрела на него, загнанного и запыхавшегося, широко раскрытыми глазами.

Андрей стоял перед незнакомой и совсем не интересной для него девушкой, низко опустив голову, тяжело переводя дыхание и ясно, остро осознавая, что всегда носит в душе свою далекую, потерянную Еву. И ничем, никак ее из сердца не вырвать.

И еще осознал, почувствовал в ту минуту, что силы, воля и жажда к работе уже возвратились к нему, что у него было достаточно времени многое понять, обдумать и навсегда, во всяком случае на длительное время, решить… Понял, что настало время попрощаться с санаторием и снова выйти на широкий простор, в кипящий человеческими страстями и борьбой мир. И прежде всего он глубоко понял, зачем пришел сюда из далекого степного села и какие горизонты раскрываются перед ним, какое доверие оказано ему, и тут уж хоть умри, а не имеешь права не оправдать этого доверия. Ведь здесь не «инкубаторские» курсы, не Терногородская семилетка и даже не Старгородский соцвос! Здесь Москва!.. Здесь простым штурмом, пусть даже и усиленным комсомольской напористостью, не возьмешь. Здесь нужно выковать в себе стальной характер, железную самодисциплину. Здесь не отставай ни на йоту, но и не торопись «порожняком», потому что поспешишь — людей насмешишь. Здесь нужно, подобно знаменитым франковским «Каменярам»[27], долбить скалу, изо дня в день, пусть понемножку, но ежедневно и неутомимо, не разочаровываясь, не пугаясь трудностей и не переоценивая своих сил и успехов. Здесь победа добывается только тяжелым повседневным трудом…