Потому-то пошла спокойно, не думая об опасности. Давно уже привыкнув преодолевать пешком далекие расстояния, — чего стоят лишь частенько повторявшиеся восемнадцать километров из Петриковки в Скальное! — ступала бодро, привычно, уверенно.

Но так, спокойно, прошла лишь около двадцати километров. Потом косматые тучи над головой начали сгущаться. Погода из малооблачной незаметно перешла в облачную. За сплошной темно-бурой завесой скрылся желтоватый, размытый кружочек солнца. Степь сразу потускнела, из белесой превратилась в серую, еще более пустынную, не по-доброму притаившуюся.

Тучи клубились так, будто кто-то невидимый сверху перемешивал их гигантским половником. Внизу было тихо, безветренно, все застыло в каменной неподвижности, а там, высоко вверху, тревожно кипело, бурлило, изменяясь ежесекундно.

Внезапно ударило в лицо тугой, холодной и колючей струей. «Что ж, по крайней мере точнее смогу определить направление», — спокойно подумала Ева, втянув голову в плечи, и, прибавив шагу, пошла тараном против ветра.

Сначала ветер поднимал и нес из степных глубин смешанную со снегом пыль. Затем начали лететь навстречу, оседая на лице, влажные пушистые снежинки. С каждой минутой снег становился гуще и гуще, а Ева ускоряла и ускоряла шаг, надеясь, что скоро уже вынырнет из сумрака сухой ствол карагача. Мороза, кажется, почти не было, твердая земля под сапогами становилась вязкой, скользковатой и тяжелой. Спина начала мокреть, ветер забивал дыхание, а снег превращался в сплошную густую и холодную массу.

Ева двигалась вперед, не сбиваясь с темпа, не замедляя шага, в определенном, хорошо выдерживаемом направлении, лбом против ветра. Пробивалась сквозь эту сплошную массу до тех пор, пока не стала совершенно мокрой. Не знает, сколько времени, часов у нее не было, но она шла и шла, упорно держась против ветра, пока не почувствовала себя в сплошной белой темени. С тревогой подумала: карагача с белым конским черепом ей уже не увидеть, да и на спасительный красный огонек буровой в такой круговерти надеяться нечего…

Ветер становился все более упругим и сильным. Наконец начал как-то по-волчьи завывать. Разъярившись, совсем осатанел, наскакивал то спереди, то сбоку, а то и из-за спины. Ноги увязали во влажном снежном месиве и наливались усталостью. Тело охватила липкая, расслабляющая испарина. А она все шла и шла, стараясь держаться против ветра. Хотя он, усиливаясь, то и дело менял направление и выдерживать курс девушке становилось труднее и труднее.

Пробивалась сквозь буран уже час или два. Догадывалась, что над степной пустыней стоит уже глубокая ночь. Буран не унимался, и конца ему не было видно. Вокруг сплошная темень, под ногами ровное скользкое бездорожье. Ноги засасывает вязкое тесто, продвигаться вперед все труднее и труднее, а она все ощутимее устает.