Тенрик опомнился только у конюшни. Как он покинул камеру, как прошёл через охрану — не помнил. Бесполезный мешочек с ягодами по-прежнему лежал за пазухой.

В конюшне было пусто, лошадей выгнали пастись. Тенрик разворошил носком сапога кучу навоза и высыпал туда ягоды. Самое место для его даров брату. Снова он не угадал. И снова ноша была слишком тяжела.

Теперь уже всё, поздно. Никогда им не понять друг друга. Шейну — легенды, Тенрику — позорная, неподъёмная жизнь. Сам бы сожрал отраву, только тогда Шейна добьёт проклятый сотник… Перегородка хрустнула, когда Тенрик уткнулся в неё лбом и до крови закусил губу. Никогда он не поднимет меч на брата, никогда, даже ради собственной жизни. Даже на благо Севера. Но как быть, если брат сам попросил?..

***

День Первых плодов — одно название. Не было на Севере никаких плодов, даже в лесу брать было нечего. Имперское зерно теперь ждали к осеннему равноденствию, и ярмарка была бедная. Ни тебе ярких палаток, ни артистов, ни музыки. Меняют тихонько шкуры на овечий молодняк или горшки и всё. Ерунда, а не ярмарка.

Однако сегодня на пустоши яблоку было негде упасть. Посмотреть на казнь Шейна Эслинга пришли со всей округи.

Ардерик стоял на краю помоста, опершись на меч. Стоило проваляться без памяти неделю дороги и потом ещё две ради этого дня, пусть его и позвали для страховки. Граф всё темнил, болтал, будто заставит барона самого свершить казнь. Чушь. Элеонора и то справится лучше. Ардерик покосился на неё, сидящую в глубоком кресле на краю помоста. Обменялся взглядами, чуть улыбнулся. Вот теперь всё было правильно: баронесса и воин, положивший к её ногам победу. И плевать, что Элеонора носит его ребёнка. Ардерик мог трижды помереть по дороге, и сына точно воспитали бы без него. Пусть забирает подарочек. Ардерик слишком много заплатил за победу, чтобы жалеть ещё и об этом.

В глубине помоста переминался барон. Ардерик видел его краем глаза, когда поворачивался к Элеоноре, и давил желчную усмешку. Барон стоял бледный, потерянный. Дарвел держал его меч и что-то приговаривал на ухо, не то утешая, не то наставляя.

Оллард невозмутимо разворачивал приговор. Преступления Шейна заняли три листа, ещё половину — императорские титулы. Ардерик косился на исписанные вычурными буквами страницы. А вдруг там помилование? Кто его знает, этого графа. Или он обманул лишь в том, что казнь должен был совершить барон?

Толпа зашевелилась, загомонила. Распахнулись ворота замка, оттуда выехала телега с клеткой. Ардерик следил, как она движется сквозь толпу, как люди рвутся к клетке, а охрана отгоняет их сперва криками, затем плетьми. Когда император вернёт земли — а теперь уж точно вернёт — надо выделить Верену акров десять, не меньше, за то, что не добил рыжего гада, да ещё доставил в целости и сохранности. Ну, почти.