Вновь – только глухой щелчок. «Ха-ха-ха!.. – рассмеялся Иван со слезами на глазах. – Ишь ты, ишь ты – работает!.. Повторяет!.. Чудо!.. Ха-ха!.. Чудеса мочит!.. Ну если и последнее – то наверняка!.. Все – уверую!.. Ха-ха-ха!.. Уверую!.. Ха-ха!..» Иван смеялся, но это был мучительный смех, смех, во время которого слезы выступили у него на глазах, но он вставил последний патрон в свой револьвер. И вдруг вспомнил, чего ему так не хватало. Вспомнил и жутко подивился, что ему удалось вспомнить. Причем, теперь ему казалось невероятным, что он не мог этого вспомнить до этого. Ему во всем этом самоубийственном антураже не хватало вороны. Да-да – той самой вороны, которая была словно зловещим знамением и побудителем его первой попытки. В тоскливом недоумении он поднял голову вверх и посмотрел на то место, где она раньше сидела. Только теперь он рассмотрел на полуосыпавшихся ветках какое-то подобие гнезда или переделанного в гнездо куста омелы. Видимо в эти морозные дни, ворона не просто так облюбовала себе это место. Но сейчас ее уже не было, и это ужасно выбило Ивана из колеи. «Нет, врешь – я не буду ждать его!.. Я за ним!..» – отчаянно зашептал он и поднес револьвер к голове. Но в последний момент взглянул вверх, и эта пустота неожиданным образом остановила его. Это была пустота как перед последним отчаянным прыжком, когда нет уверенности допрыгнешь или нет. Иван бессмысленно посмотрел на свою опущенную руку, зажавшую револьвер. На большом пальце, обхватившем верхнюю часть его рукояти, остались небольшие темные пятнышки засохшей крови. Иван засмеялся мучительно и безнадежно. «Ах поехал Ванька в Питер, ах я не буду ждать его!..» – и он снова стал поднимать револьвер к голове, но вслед за рукой и голова стала подниматься вверх и он снова уперся взглядом в это «пустое место», где раньше была ворона…

– Ваш… выс… бродь, пажалуйте!.. Пажалуйте!.. – внезапно раздалось у Ивана за спиной, и Иван резко повернул голову.

Перед ним стоял весь запыхавшийся Прокопьич. Бежать было всего несколько шагов, но он хрипел, запыхался и задыхался скорее от волнения и душившего его кашля.

– Тут такое дела!.. Такое дела!.. Этот гаденыш Кушаков… У него патрон боевой сказался… Он и шмальнул… Я с ним еще разберусь… Я из него котлету…

– Смотри, Прокопьич, – вдруг перебил его Иван. – Смотри, видишь ворону?

И Иван указал револьвером вверх на место, где когда-то эта ворона была. Прокопьич недоуменно поднял голову и вслед за этим выражение его лица, с широкими усами, расплюснутым носом и вытаращенными глазами, приобрело удивительно глупый вид.