— Как же мне теперь поступить, дорогой мой? Известен ли тебе обычай, что человеку, чьим именем назван новорожденный, дарят коня? А у меня коня нет. Хочешь покататься на лодке? Пойдем на озеро. Оно и будет считаться твоим. Настала пора сети ставить. Ты мне поможешь. Ладно? Устал ты, я вижу, но все мы устали. Зато на всю жизнь запомнишь, как рыбачил на Тенизе. Сазанов с собой прихватим. Я на берегу уху сварю. Хочешь?

И попросил жену принести ведро с рыбой.

— Это вчерашний улов. Я уж чуть подсолила.

— И это дело!

Когда жена поставила ведро, Танатар заглянул и улыбнулся:

— И нам двоим и всем, кому только захочется, хватит. На, попробуй!

Чокан приподнял ведро. Танатар говорил правду. Рыбы там было вдоволь.

— Вот и понесешь. А я возьму сети. И вы собирайтесь. — Позвал он мужчин, полудремавших у потухшего очага.

— Рыбка, Чокан, будет вкусная. Мы еще самой свежей подбросим.

До рассвета оставалось недолго. По дороге к озеру Танатар успел шепнуть кому-то из своих, но шепнуть так, что Чокан разобрал каждое слово:

— Гайки от возка Чингиза отнесите на место и сделайте все, как было. Атаман приказал.

Шли не торопясь. Но Чокану и этот шаг казался быстрым. Он утомился, проголодался и от одного запаха рыбы у него текли слюнки.

— Ты что горбишься? — спросил его Танатар.

Гордость не позволяла Чокану признаться, что нести ведро было ему, действительно, нелегко. Даже плечо побаливало с непривычки.

Присматриваясь, в рассветной мгле к Танатару, Чокан удивлялся, как сочетаются в нем худоба и сила, черные с проседью усы, лихо отпущенные на русский манер, с грустными, глубоко запавшими глазами, маленькими для такого широкого лица. Танатар устал за ночь, а между тем шел так легко и быстро, твердо ступая по кочкам, что Чокану то и дело приходилось подбегать, иначе он давно бы отстал. Залатанная рубашка и штаны из мешковины не делали Танатара жалким или смешным. Он был горд, как борец — балуан, да и вся его внешность, его мускулы на худых, крупной кости руках напоминали чем-то внешность балуана.

… Озеро немного волновалось, и легкая пена вскипала белой узкой каймой вдоль побережья. У рыбацких лодок сразу стало многолюдно. Очевидно, из всех лачуг и шалашей стягивались сюда и мужчины и женщины, и молодые и старые. И все в латаной-перелатанной одежде из мешковины. Ни шуток, ни лишних слов, принимались за работу сурово и напряженно.

Лодки тихо покачивались на воде, привязанные к столбикам, другие — лежали опрокинутыми на прибрежном песке. Танатар подтянул к берегу одну из самых маленьких плоскодонок, похожую на корытце.