Смолкла песня, но проснулись дети, поднялся плач и шум. Матери успокаивали своих детей, каждая по-своему: шлепками, руганью, лаской. Застонал больной. Кто-то спорил, кто-то говорил о вчерашнем улове.

Чокан надумал выскользнуть так же незаметно, как и вошел. Ночь его утомила. Но рядом тоненько заплакал новорожденный. Должно быть, комары закусали бедняжку. И, жалея ребенка, Чокан взял его на руки, еще не соображая как следует, что он делает. Младенец продолжал плакать.

— Проснулся наш малыш!

— Вот теперь и Дадим ему имя.

— Правильно, дадим!

— Зажигайте огонь, идите с ним к малышу!

Свернули жгутом камыш, поднесли к уголькам в очаге. Раздули яркое пламя. И с факелом направились к тому уголку, где Чокан держал на руках новорожденного. Некоторые шли с жгутами камыша, чтобы поддержать при случае огонь. Был среди подошедших и усатый, пожилой мужчина, не расстававшийся со своей сыбызгой.

Чокан с плачущим ребенком на руках вновь столкнулся лицом к лицу с рыбаками-казахами.

— Кто это, кто? — удивлялись они.

— Да ведь это сын самого Чингиза!..

— И верно — он!

— Как ты сюда попал? Почему взял на руки ребенка?

Все, кто здесь был, ринулись в сторону Чокана. Жмурясь от света полыхающих камышовых жгутов, он видел изможденные лица, чувствовал на себе суровые, пронизывающие насквозь взгляды. Сама бедность, которую он не встречал даже в ауле Карашы, смотрела на него. Почему они так живут? Почему так враждебно, так зло глядят на него?

Чокан оробел, испугался, как лисенок пугается гончих. Он озирался в поиске сочувствия, поддержки; но рядом, среди людей с камышовыми жгутами, не нашел ни одного благожелателя.

— Ты отдай-ка лучше младенца! — бледная еще жен-на протянула к нему руки.

Чокан из боязни, что он будет совсем беззащитен, еще крепче прижал к себе ребенка и слегка покачивал его, чтобы он не плакал.

— Отдай, говорю тебе, сына!

— Не отдам! — в Чокане проснулся строптивый дух. — Что я ему плохого сделаю? Вы же будете сейчас давать имя младенцу!

— Что тебе за дело до этого, до нас? Ты зачем взял на руки моего ребенка? Ты слышишь меня или нет? — И женщина теснила Чокана в угол, готовая силой отобрать у него младенца.

— Подожди, невестка, — остановил ее угрюмый старик. И начал допытываться — действительно ли он сын Чингиза, хана Чингиза, тот ли он мальчик, которого он видел на берегу, и почему он пришел сюда, на шилдехану, и как он узнал, что праздник происходит именно здесь, и давно ли он тут?