Светлый фон

Чокан, слегка перекусив, уже устремился к своим сверстникам. Мальчишки быстро заводят дружбу и еще быстрее находят повод для ссор. Вначале Ташату и Данияру льстило, что с ними готов играть нарядно, по-городскому одетый торе. Потом Ташат почувствовал себя, как всегда, атаманом. В горах у диких коз на стадо бывает только один вожак. И Ташат, освоившись, начал верховодить и новым знакомым. Пусть гость с характером, но и он тоже! Зачем ему, признанному атаману, потакать своему ровеснику, хоть и сыну султана? По годам они ровесники, а в силе и ловкости Ташат ему не уступит. Он и более рослый и более крепкий. У маленького торе — бледноватый цвет лица, он худощав и, видно, часто болеет. А он, Ташат, розовощек — в мать. Он, Ташат, знает русский язык. И кого он только не обыгрывал в бабки!

В первой же игре он повел себя заносчиво. Мол, с кем ты играешь, сын султана?

Перед началом игры обычно меряются битками. У кого биток ложится альчиком, тому и принадлежит право метать первому.

Чокан, как гость, получил право раскинуть битки. Три битка — Ташата, Данияра и свой. Они были крупнее обычных — выделаны из коровьих асыков, хотя и основательно подточены. Чокан едва уместил их на своей небольшой ладони. Он произнес привычную скороговорку — Кожыр-кожыр такем сок! — и швырнул их на землю. Желтый биток Ташата лёг альчиком, темный с крапинками Данияра — боком, а чокановский, коричневый, перевернулся, стало быть, начинать игру выпало Ташату. Но Чокан неожиданно заупрямился.

— Я буду метать, и все…

— Почему ж это ты? Мой упал альчиком, а не твой, — не захотел уступать Ташат.

— И все равно буду метать раньше. Мой перевернулся, — стоял на своем Чокан.

Слово за слово, спор разгорелся. Ташат доказывал — так не играют. Чокан говорил, что в Кусмуруне играют именно так. Обычный мальчишеский спор. И он бы закончился примирением, если бы Ташат не сказал:

— Уже не потому ли будешь метать первым, что ты сын торе?

— А хотя бы и так. Что ты мне сделаешь?

Чокан оскорбился уже всерьез, но Ташат продолжал его поддразнивать и вдруг, неожиданно для самого себя, пренебрежительно и скверно выругался. Не просто выругался, а задел честь торе.

Чокан вспыхнул. Ташат и заметить не успел, как Чокан со всего размаха ударил его тяжелым битком в бритую голову. Еще мгновение, и Ташат, теряя сознание, повалился на землю.

С плачем и криком Данияр бросился к Ташату, обнял его, пытался поднять на ноги и внезапно завопил так громко, что услыхали все сидевшие в доме Тлемиса.

— Умер, умер!

Выскочил Тлемис, побежал на истошный крик Данияра, увидел своего сына, беспомощно свесившего голову на руки Данияра. Уголки его полуоткрытого рта были мокрыми от пены.