У Малтабара не было никаких оснований злиться на Варвару Коробейникову. Когда бы ему ни приходилось бывать в Омске, он всегда останавливался у нее. Ни за комнату, ни за постой лошадей, ни, тем более, за баню она с него не брала ни копейки. Да и как она могла брать с него, если у них давно установились и деловые и любезные во всех смыслах отношения. И Малтабар был не промах и у Варвары — губа не дура.

И осенью и зимой Малтабар снабжал Варвару жиром для мыла. Он арбами отгружал ей кости — копейка за пуд. А из каждого пуда она с большой выгодой для себя вываривала четыре-пять фунтов жира. Малтабар научил ее получать и щелочь по казахскому степному способу — долго кипятить в казане золу и не просто золу, а непременно от горькой верблюжьей травы — ала бота, кипятить до тех пор, пока не останется густое месиво. Потом тщательно отцедить желтоватую жидкость, кипятить ее вновь, выпаривать, и уж тогда на дне котла получать порошок — степную щелочь. В массу жира и щелочи по мере варки надо было добавлять шерстяную труху. Вот и получалось плотное черное мыло, неказистое на вид, но очень дешевое, хорошо смывавшее грязь и, кроме того, уничтожавшее насекомых.

Путнику, особенно приехавшему издалека, помыться в коробейниковской бане было приятным и недорогим удовольствием.

Истопили баню и для Малтабара с Чингизом и Чоканом. Правда, Чокан фыркал, ему не нравился запах черного мыла, кричал — «Мне жарко, я задыхаюсь!» Но все же начисто отмыл дорожную грязь и вернулся в отведенную им комнату свеженьким, аккуратным и будто немного похудевшим, осунувшимся после долгого и нелегкого путешествия.

Поговорить бы сейчас с Гришей! Но Гриша был и рядом и далеко — в том таинственном корпусе, порог которого ему предстояло переступить.

Тут Варвара пригласила к ужину. Знавшая вкусы мусульман и особенно вкус Малтабара, она постаралась, как умела.

Чингиз приналег на еду, несколько умереннее ел Малтабар, а Чокан поклевал, как воробышек, и вышел из комнаты, из дома. Ему не нравился двор купчихи, заваленный невыделанными шкурами, кипами шерсти, необваренными костями, заставленный арбами, пахнущий пылью и дегтем. Снова топили баню, и едкий дым мешался с этими застоявшимися запахами. Чокан взглянул на забор. За ним начинался лесок, похожий на те, что попадались по дороге. Недолго думая, Чокан перемахнул через забор, сделал несколько шаговой даже удивился. Города не было, знакомо шелестела листва над головой, заливалась какая-то пичужка. Закатные лучи солнца, просачиваясь сквозь ветви, освещали в траве ягоды земляники. Их было меньше, чем в березовом колке на пути из Кзылжара. Тогда они вместе с Гришей собирали землянику горстями — бледно-розоватую, но душистую и чуть кисловатую на вкус. Там росли и грибы. Но Чокан, как и все казахи, считал их несъедобными.