И тем не менее, именно Федор, полушутя, полусерьезно называл Чокана патрицием, белой костью, а себя — плебеем, сыном казака, дослужившегося до высокого офицерского чипа. Чокану это, пожалуй, несколько льстило.

У Федора было много знакомых в городе. Он первый узнавал новости. Он был одним из первых, кто сделал имя Чокана известным среди омичей.

От Федора кадеты узнали и о событиях в Европе, связанных с революцией 1848 года. Подробности о них дошли в Сибирь с большим опозданием.

Кадеты не очень ясно представляли себе смысл событий.

Усов неожиданно объявил себя республиканцем и радовался тому, что трещат троны.

— И кто же займет место царей? — спросил один из наивных кадетов.

— Вот такие плебеи, как я. — И Усов похлопал ладонью по своей груди.

Ребята развеселились.

— Что же тогда делать таким патрициям, как Валиханов?

— Кроме России, такие патриции всюду уже проиграли! — подлил масла в огонь Усов.

— Нам хватит и русского царя, остальных — к черту. — Чокан произнес эти слова не без почтительного уважения к императору.

Юноша, почти подросток, он продолжал себя чувствовать потомком хана и приверженцем монархии. Спорил с Усовым, петушился, по порою и сам сомневался.

Особенно будоражили ум уроки Гонсевского по всеобщей истории. У поляка Гонсевского были свои революционные привязанности. Где-то в глубине души он считал себя якобинцем. Даже рассказывая об эпохе Возрождения, он отмечал прежде всего ее демократические стороны, увлекательно набрасывал портреты выдающихся деятелей средневековья. Чокану полюбился Леонардо да Винчи. Вот бы таким быть — и ученым-мыслителем, и художником, и изобретателем.

Чем ближе были уроки новой истории, тем чаще Гонсевский отвлекался и с увлечением говорил о событиях, происходящих в Европе. Не без риска для себя он рассказывал кадетам об итальянском революционере Гарибальди и вожаке венгерских повстанцев — поэте Петефи.

Курс всеобщей истории заканчивался XVIII веком, вплотную подходя к великой французской революции. Но, странное дело, Чокана надолго привлекла фигура Наполеона Бонапарта. Может быть, потому, что в небогатой библиотеке эскадрона оказалась его подробная биография. Чокану нравилась решительность Наполеона, с волнением он читал страницы, посвященные Египетскому походу.

… Споры между Чоканом и Федором разгорелись снова после знакомства с курсом русской истории. Русская история излагалась тогда как история царей. Начиналась она Рюриком и завершалась династией Романовых.

Усов всячески издевался над Романовыми:

— А ты знаешь, Чокан, что их дальним предком был Кобыла. Представь себе, Кобыла. Бий, как говорят у вас в аулах. Им, Романовым, положил начало выходец из Литвы, кажется, пруссак. Звали его Глаида Комбила. Вот его и перекрестили в Кобылу. Дело это было еще в XIII веке. Принял этот Комбила христианскую веру, обрусел и потомки его стали настоящими русскими. Царь Михаил Федорович был истинным Романовым. А уж после Екатерины Первой пошли немцы.