Образовались партии, всюду были мрачные и грозные лица.

При крике:

— Долой «плон-плоновцев!» Толен побледнел, как полотно, губы его задрожали, он взмахнул рукой.

— Друзья мои, — сказал он, — прошу, умоляю вас избегать волнения, разлада ради святого дела, которому мы все служим!

Наступило минутное спокойствие.

— Я был того мнения, — сказал Толен, едва подавляя своё внутреннее беспокойство, — что небольшая прибавка к нашему мнению не имеет ничего политического. Я вижу, наш друг Варлен и многие из вас не разделяют этого мнения. Настоящий вопрос не должен служить яблоком раздора между нами — я присоединяюсь к мнению Варлена.

— Браво, браво! — закричали многие голоса. Глухой ропот поднялся между императорскими приверженцами.

— Я не думаю также, — продолжал Толен, — чтобы отказ включить благодарность в наше мнение мог казаться враждебным поступком против императора и его правительства. Уже наш друг Бурдон высказал государственному министру, что главное правило международной ассоциации состоит в удалении от всякой политики. Станем же твёрдо держаться этого правила и попросим Бурдона объяснить Руэру, со всевозможной вежливостью и почтительностью, что, по совещании со своими друзьями, он не может решиться сделать в этом случае исключение из общего правила.

Бурдон утвердительно кивнул головой.

— Но тогда мы не можем распространять своих принципов! — крикнул один голос.

Толен спокойно улыбнулся.

— Я думаю, — сказал он, — их можно напечатать во французском журнале, издающемся в Лондоне и не запрещённом во Франции. Таким образом наши принципы уверенно и скоро будут у всех в руках.

Варлен поднял голову и протянул руку Толену. Спокойствие восстановилось, никто больше не делал замечаний.

Отворилась входная дверь, вошёл Жорж Лефранк, показал свою карточку старому книгопродавцу Гелигону, тот сравнил номера и молча кивнул головой. Молодой рабочий занял место в первом ряду, которое ему уступили сидевшие там лица, дружески приветствовавшие его. Он смотрел вокруг, точно погруженный в тихие грёзы; на его бледном лице лежал оттенок вдохновения, казалось, он машинально пришёл в это собрание и едва понимал, где находится.

— Я перехожу к другому предмету, подлежащему нашему обсуждению, — сказал Толен. — Рабочие в больших магазинах платья потребовали повышения сдельной платы и прекратили работу. Они обращаются к нам с просьбой о нравственной и, если можно, материальной поддержке, дабы выдержать стачку, и за это все хотят вступить в ассоциацию. Мы исследовали и взвесили эту просьбу. До сих пор ни один такой рабочий не был членом нашей секции — положение их сравнительно хорошо, и мы пришли к тому убеждению, что ими управляет теперь не необходимость, а скорее желание иметь долю в эксплуатации иностранцев, прибывших на выставку в Париж. Мы не думаем, чтобы в интересе вообще рабочего сословия было поддерживать эту стачку, и не можем допустить, чтобы вступление названных рабочих в нашу секцию, мотивированное временными и своекорыстными целями, могло быть нам полезно. Поэтому мы предлагаем вам отклонить просьбу.