Он не выпускал её руки из своих и наклонился, стараясь прочесть ответ в её опущенных глазах.

Она медленно подняла голову и взглянула на него с любовью и грустью.

— Мой друг, — сказала она через несколько секунд, тяжела дыша, — я счастлива доверием, с каким вы вверяете мне счастье своей жизни. Несмотря на кратковременное наше знакомство, я знаю ваше благородное и верное сердце и, правду сказать, — продолжала она с кроткой улыбкой, — предчувствовала и ожидала сказанных вами сейчас слов, женщина умеет читать в преданном ей сердце, и тем яснее, когда это сердце так горячо, так прекрасно, как ваше…

Жорж сиял бесконечной радостью.

— Вы предчувствовали, что происходило во мне, — сказал он, — и отправились сюда?

— Я отправилась сюда, — отвечала она, — потому что желала, чтобы наши отношения были ясны, совершенно ясны…

— Итак, — спросил он дрожащим голосом, — вы хотите…

Я хочу быть достойной вашего доверия и любви, — сказала она, — я сделаю то, что должна сделать после ваших слов — расскажу вам историю своей жизни. Выслушав её, вы спросите себя, не изменились ли ваши чувства, ваши желания, вы дадите мне совет и поможете сделать то, что я считаю своей обязанностью.

Он с испугом поглядел на неё.

— Историю вашей жизни? — спросил он. — Вы говорили…

— Я не сказала вам правды, — отвечала она грустно, да и не обязана говорить её чужим, — теперь я должна открыть вам истину. Слушайте.

Он опустил голову и глубоко вздохнул; его вздох был похож на жалобу.

— Я не вдова, как говорила вам и мадам Ремон, — сказала молодая женщина.

Жорж вздрогнул.

— Я жила в маленьком эльзасском городке, — продолжала она, — близ немецкой границы, одна, с суровым и строгим дядей, служившим в управлении общины. Я бывала у подруги в ближайшем пограничном немецком местечке, там я часто бродила одна по окрестностям, там встречала молодого человека, красивого и изящного, мы часто разговаривали, и…

Жорж закрыл лицо руками.

Она кротко положила руку на его плечо.

— Я расскажу всё в немногих словах, — сказала она. — Я была молода, выросла в одиночестве, он в пламенных выражениях говорил мне о своей пылкой любви. По словам его, он был инженер, снимавший план с местности. Моё сердце отдалось ему, он просил моей руки. Однако сказал, что семейные отношения не благоприятны для нас, его родители ненавидели Францию и французов; он настоятельно упрашивал меня тайно обвенчаться с ним, потом хотел ввести в дом родителей и побороть их предрассудки. Это была престранная история, — продолжала она со вздохом, — теперь я, может быть, не поверила бы ей, но чему ни поверишь, если любишь? Может ли любящее сердце в первые минуты нового для него чувства обдумывать слова человека, который является нам идеалом красоты и истины? Мы поехали в закрытой карете в местечко, где был совершён брачный контракт, формы которого в чужом государстве были неизвестны мне. Мне дали документ на немецком языке, церковный обряд мы собирались совершить после примирения с родителями. Моё сердце было полно веры, любви, счастья!