Фон-Бейст опять сделал несколько шагов по комнате.
— Понимаю, — проговорил он тихо, —
— Будьте готовы, дорогой барон, — продолжал он через несколько минут, — ехать опять в Париж; я дам вам письмо к государственному советнику и буду просить его возвратиться сюда. Вы на словах попросите его немедленно назначить свой отъезд. Какие в Париже сведения из Мексики? — продолжал он. — Что думают…
— Плен Максимилиана считается делом решённым, — возразил фон Гильза, — однако ж не предвидят серьёзной опасности: Северная Америка сделала настоятельные представления.
— Было бы печально, — сказал фон Бейст как бы про себя, — если печальный оборот тамошних дел увеличит неясность и шаткость наших отношений к Парижу. Благодарю вас, дорогой барон, — продолжал он таким тоном, который показывал, что разговор окончен, — вы…
— Государственный советник дал мне ещё поручение к вашему сиятельству, — сказал барон спокойным голосом.
Фон Бейст с удивлением взглянул на него.
— Какое? — спросил он.
— Граф Лангран находится в сильном беспокойстве и затруднении, — сказал барон.
Лицо министра омрачилось; из-под опущенных век он устремил пытливый взгляд на неподвижное лицо барона, который продолжал равнодушным тоном доклада:
— Вашему сиятельству известно, что 4 мая итальянское правительство заключило договор с графом Ланграном о финансовом урегулировании вопроса о церковных имуществах. Граф узнал теперь, что министр финансов Феррара решился не исполнять этого договора, хотя с Ротшильдом уже начаты переговоры. Граф Лангран поручал своему представителю Брассеру протестовать самым решительным образом и даже подать жалобу в суд, однако он вполне убеждён, что такой поступок может привести к скандалу, причём общественное мнение Италии примет сторону Феррары, и что итальянские суды никогда не выскажутся за исполнение договора.
— Но тут должно действовать французское правительство через Ратацци… — прервал его фон Бейст.
— С этой стороны сделано всё возможное, — сказал барон, — но Ратацци находится в этом деле в весьма тягостном положении и едва ли отважится противодействовать своему коллеге, если не захочет компрометировать его положение, сохранение которого весьма важно по другим причинам. Хотя Ротшильд отклонит теперь от себя это дело, однако другой дом, дом Эрлангера, готов пойти на сделку.