Хочу сегодня тебе хотя и не много, но по существу написать о себе. Всё же я сознаю это, и моим главным делом в жизни была семья, и, когда она рухнула, осталась ничем не заменимая пустота, ощущение какого-то конца всей жизни. Ты знаешь, какая была моя семья, ты не забыл Татьяну Николаевну. И я считал, что то, что осталось, — это только эпилог. Но эпилог затянулся. Вот я и хочу тебе, милый, сказать, как я ощущаю себя и свою жизнь теперь. Если б я сейчас был на фронте — слитый действием со всеми несущими на себе бремя войны не бытом, а кровью — я бы чувствовал, что дышу воздухом истории. Теперь же я доволен непосредственно своей жизнью, я дорожу своей теперешней жизнью, у меня интересная работа, друзья, родные. С интересом встречаю, как в юности, каждый день. Мы не голодаем, жизненный минимум обеспечен. Мне для себя — в узком смысле — желать нечего. Итак, я жизнью доволен, но собой я недоволен. Во мне большая усталость не воли (я очень много работаю и много успеваю), а усталость души. Мне хочется свой досуг тратить сидя на диване с книжкой или с думой своей — чаще всего с воспоминанием. И я чувствую, что это усталость от жизни, жажда покоя, noli me tangere — ведь это же эгоизм. Я это понимаю — вот почему я недоволен собой. Может быть, меня устроят в санаторию (у меня был сердечный припадок) и после лечения я как-то проснусь — а теперь или напряженная, живая и интересная работа, или какая-то дрема души, когда я предоставлен самому себе. Люблю сходить к внуку, смотреть на него, играть с ним и с болью, какой-то глубокой грустью думать о том, что все могло бы быть иначе. Люблю в тишине провести праздник дома с Софьей Александровной за работой, чтением и беседой. Сердечный привет.

Твой НА.

Декабрь 1943 г. Москва

Милый Гогус, ты, очевидно, не получил мое письмо. Получил от тебя уже два из Казани, очень огорчившие меня. Вернулась ли твоя Таня и оправдались ли твои надежды на улучшение вашего быта, связанные с ее возвращением?

Посылаю тебе номер «Литературы и искусства» с моей статьей[844]. Я хочу тебе ею напомнить нашу чудесную поездку в Киев в конце 1923 года. Семью моих родных, такую радушную, нашу вечернюю прогулку в Кирилловскую церковь со старинными фресками и новыми фресками Врубеля[845], сумерки (тут неприятные воспоминания — собака, укусившая твой кожух), Подол — Владимирскую горку и Софийский собор… Это было незадолго до рождения моей Танюши.

Сейчас я своей текущей жизнью доволен. Много интересной работы. Тезисы моей диссертации приняты в Институте Мировой литературы очень сочувственно[846]. Так рад приезду Татьяны Борисовны. Но собой я недоволен. Очень развилось желание сжаться — жажда покоя. Надеюсь, что это пройдет — в этом что-то эгоистичное. Посылают в санаторию. Хорошо бы отдохнуть. Внуком очень доволен. Сижу с ним, играю — он всегда приветливо встречает и с недовольством, а то и с плачем провожает, а я гляжу на него и думаю — как бы все это было совсем, совсем иначе.