Светлый фон
Ан

17 марта 1944 г. Москва

17 марта 1944 г. Москва

Милый Гогус,

От тебя уже давно нет писем. Я не получил ответа на мое сообщение касательно возможности перевода тебя в новую геологическую систему. Что тебе ответили на твое заявление? Ты напрасно сердишься на присланные тебе деньги. Мне их выделить (такую ничтожную сумму!) было нетрудно. И я, конечно, отлично понимаю, что это не помощь. Мне и в голову не могло прийти, что ты истолкуешь этот перевод как то, что я воспринял твою жалобу на трудность жизни как на скрытую просьбу помочь. Какие пустяки! Мне просто хотелось сделать маленький подарок твоим детям.

Ты мне хочешь что-то рассказать о Нине Дмитрéнко[857]. Ты лучше напиши. Меня интересует эта странная девушка, всегда так метавшаяся в своей жизни, оказавшейся столь короткой.

Недавно Михаил Леонидович читал в «Клубе Писателей» отрывки из «Чистилища» и «Рая» в своем переводе[858]. Вступительное слово держал Дживелегов[859]. Поднят вопрос о Сталинской премии[860]. Успех у него очень большой. Я так радуюсь и за него, и за милую Татьяну Борисовну.

Диссертацию сдал на днях в Институт Мировой литературы. Привет твоей Тане от нас обоих.

Твой НАнц.
НАнц.

3 мая <1944 г.> Москва

3 мая <1944 г.> Москва

Милый Гогус, на праздниках я немножко прихворнул, и это заставило меня покинуть на три дня мой письменный стол, к которому я прикован теперь, как к тачке. Мне нужно выполнить к сроку 4 работы, и это угнетает меня. Я рад был отвлечься. Читал Толстого (рассказы) и перечитывал письма Софьи Александровны.

На днях у меня был один детскоселец[861] и рассказал, что стены того дома, который был мне так дорог, в котором догорала жизнь моей семьи, — стены еще стоят, но внутри все пусто. Погибла не только моя библиотека, но и «шкаф былого» с дневниками моим и Татьяны Николаевны, с нашей перепиской, с рукописями ее работ, со всем — со всем, что было мне так дорого. Надежды, что это спаслось от фашистского вторжения, конечно, было мало. Но все же какая-то надежда теплилась. Для меня это новое завоевание смерти, новые похороны. Ты жалуешься, что я мало пишу о себе.

Что писать? Внешняя жизнь с разными препятствиями и разочарованиями течет довольно благополучно. Я живу с интересом. Этот интерес к жизни во мне до сих пор не убит. Внутренняя активность, эта воля к жизни еще не ослабла. Еще нет во мне старости, даже нет, в сущности, той устали от жизни, которая была бы так понятна. Но чаще мысль о том, сколько уже всего схоронено, — какая-то доминирующая мысль. Теперь мне нужно немногое. Мне нужен человек, которого бы я любил и который любит меня, — у меня есть София Александровна. Мне нужна научная работа, которая бы меня интересовала, она у меня есть. Я более или менее здоров и вполне сыт. Мне нужны еще встречи с природой. Я их тоже имею в загородных прогулках. Вот и всё.