Ей отчаянно нужно было выиграть время и срочно придумать, что делать. Впрочем, что бы она ни предприняла, он все равно заберет желаемое… да, в конце-то концов, пусть берет, это всего лишь картина. Однако… сама не зная почему, она продолжала стоять на своем. Может быть, просто из гордости или из ослиного упрямства, а возможно, ей так надоело видеть, как немцы хватают все приглянувшееся, что на этот раз она решила упереться как только могла. Возможно, Кауфман расстреляет ее, как бы она ни поступила.

– Я решительно запрещаю вам брать картину, – продолжала она. – Лоренцо никогда меня не простит, если я позволю вам это сделать.

Он оглянулся на нее через плечо:

– Ах да, кстати. Боюсь, ваш муж не в том положении, чтобы прощать вас или не прощать.

Сердце ее сжалось.

– Что вы хотите этим сказать?

Последовала секунда молчания, пока он поворачивался к ней всем корпусом, и София почувствовала, что у нее подкашиваются коленки. Но она успела взять себя в руки, и ей удалось устоять.

– Ваш муж, дорогая моя, оказывается, работал на нашего врага. Какая жалость, честное слово.

Она смотрела на него во все глаза и молчала.

– Хорошо, я подброшу вам другое предложение.

Она подавила подступившие слезы и вдруг в один миг вспомнила, где именно спрятала пистолет.

– Я не только доложу начальству, что никаких передатчиков здесь нет, но и отдам приказ подчиненным не приближаться к Кастелло, не разрушать построек и пальцем не трогать здесь ни единого предмета. Мы оставим всех вас в покое. Ну же! От этого предложения вы не сможете отказаться.

– Что с моим мужем? – прошептала она, с огромным трудом шевеля губами.

– О дорогая моя, видели бы вы, как он отплясывал. Они все, знаете ли, пляшут в петле. Дергают ножками. Немного попляшет – и все, финита ля комедия. Довольно забавно… Я так понимаю, вы согласились с моим предложением?

Он снова повернулся к ней спиной и принялся снимать картину со стены. София шагнула назад, слушая, как он что-то бормочет, расхваливая картину, достала пистолет из корзинки с вязаньем и спрятала его за спину. В голове мелькнула мысль: не подначивает ли он ее, не провоцирует ли, чтобы посмотреть, как далеко можно зайти?

– Майор, – отчетливо проговорила она, – что касается вашего предложения…

Он повернулся к ней с картиной под мышкой, совершенно уверенный, что она согласна, и как ни в чем не бывало почесал затылок. Он был на седьмом небе от счастья, что картина наконец у него в руках, и из-за этого его лицо казалось уже не таким жестоким… но нет, подумала она, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы хоть что-нибудь сейчас вынудило ее отказаться от своего намерения, разве нет?